Гарди. Это, кажется, единственный случай, когда мужчине позволительно плакать.
Тотт. Но тут слезы не помогут. На этот раз мое чувство так высоко и свято, что порви она со мной я не вынесу.
Гарди. Бедный Тотт!
Тотт. Знаешь, я почему-то уже заранее страдаю. Не могут ли философы объяснить, почему любовь приносит самые глубокие страдания? Я наблюдал за Иоганном Банер, когда он был влюблен. Герой превратился в ребенка; с полдюжины носовых платков насквозь смачивал слезами. А самое главное, что все смеются над этими страданиями. Магнус, по твоему она играет мной?
Гарди. Может ли женщина не играть? Игра в любовь та же игра.
Тотт. Но играть небом и адом — опасно.
Гарди. Случается, что умирают.
Тотт. Я влюблен в нее, как мальчик, преклоняюсь перед ней, как перед высшим существом, и считаю ее моей первой любовью.
Гарди. Ты считаешь ее высшим существом?
Тотт. Да, именно. Разве ты не замечаешь, что она точно парит над жизнью, что всё обыденное в её глазах совершенно ничтожно. Самую корону она может растоптать ногами. Я убежден, что в один прекрасный день это так и случится.
Гарди, насторожившись. Ты думаешь?
Тотт. Я думаю, что эта орлица — дитя воздуха, и потому ей тяжело двинется здесь на земле. Если б я мог последовать за ней!
Гарди. Но ведь она никогда ни над чем не задумывается, ничего не делает, ни к чему не стремится.
Тотт. Потому что она ничем не хочет быть связана.
Гарди. У неё не существует никаких определенных взглядов.
Тотт. Зачем ей они? Все эти определенные взгляды через каких-нибудь десять лет становятся устаревшими. Она же вечно юная, вечно новая!
Гарди. Боже! Как он любит!
Тотт. Да, люблю!
Гарди. У неё нет недостатков?
Тотт. Нет, потому что свойства её натуры не исчерпываются мещанскими понятиями достоинств и недостатков.
Гарди. Замечал ты постоянные перемены её лица?
Тотт. У портного Хольма и всей ему подобной челяди по одному лицу — у Кристины их легион, потому что душа её способна вместить целый мир.
Гарди. Ну пускай хоть сотню миров!
Тотт. Только я могу вполне оценить её красоту, только я вижу настоящую Кристину, потому что люблю ее — от вас же многое ускользает.
Гарди. Да, Тотт умеет любить, хоть и причислял себя к женоненавистникам.
Тотт. Я и остался женоненавистником, но Кристина не похожа на других женщин. Как тебе известно, она сама женоненавистница. Так что мы и в этом сходимся.
Гарди. Берегись этого мнимого женоненавистничества; быть может, это ни что иное, как ловушка.
