— Что это? — спросил Алексей.
Она безразлично пожала плечами, переложила тяжелую кошелку из руки в руку.
— Француз тухнет. — Чуть повернула голову. — Вон, из-под того дуба тянет. Забрел небось да не выбрался.
— Постой здесь, — зачем-то сказал Алексей и зашагал к дубу.
Запах становился невыносимым, превращаясь в омерзительную вонь… Параша не ошиблась: под дубом, раскинув руки и ноги лежал труп француза кирасира. Алексей старался не вглядываться, но не мог не заметить его обезображенности тлением и диким зверьем.
Вдавливая в себя тошноту, задерживая дыхание, нагнулся, отведя глаза, подобрал уже тронутый ржавью пистолет, обрезал портупею с палашом и патронной сумкой. Вернулся на полянку, к Параше.
— И не брезгливо вам? — морщась, спросила она.
— Мне нельзя без оружия, — просто объяснил он. — Я — офицер. А нынче — война.
В небольшом бочажке отмыл трофеи, сильно вытер пучками травы.
— Разбогател? — неодобрительно встретила его бабка. — Коли найдет сюда дорогу француз, лучше бы тебе без сабли быть. Как мирному человеку. А то ведь к сосне поставят — и все мое леченье даром пройдет. Сколько на тебя извела.
— Зато больше болеть не буду, — мрачно отшутился Алексей.
Он разрядил пистолет, вычистил, снова зарядил, забив шомполом пулю. Палаш его руке был непривычен, ну да это все ж лучше, чем ничего.
— Где вам воевать, барин? — тоже сумрачно спросила Параша. — Давеча в лесу ровно ветром вас качало.
— Это от воздуха, — Алексей примерился к палашу, взмахнул раз-другой — ничего, рука, хоть и не очень послушна, но уже тверда.
Вечером, когда густо засинело небо, Алексей нащипал лучинок, бабка заправила светец, запалила огонек от печки. Села поближе к свету, стала разбирать на лавке пучки сушеных трав, перевязывать их ниточками, затейными узелками. Что-то шептала, нюхала, трясла головой. Параша, с котом на коленях, сидела возле оконца, считала на небе звезды.
Было тихо и снаружи и снутри, лес засыпал; где-то в углу скрипела мышь и недовольно попискивала.
Алексей вдруг уловил далекий, но быстро нарастающий конский скок. Бабка вскинула голову, прислушиваясь. Выдернула из светца лучины, сунула их в лохань, загасила. Алексей прикрыл пистолет рядном.
Но было уже поздно. За окном перетоптывался осаженный конь, раздался стук — сперва в оконницу, потом в дверь.
— Хозяева! — молодой свежий голос. — Живы?
— А ты кто такой, — спросила бабка через дверь.
— Путник. Дорогу на Горюново потерял.
— Ну, взойди. — Бабка сдвинула дубовый засов.
