Алексей присмотрелся — чем-то ему этот хлопец знакóм показался. Соскочил с коляски, пошел к дому, путаясь сапогами в щедрой сочной траве.
Волох вскинул голову, блеснул зубами на загорелом морщинистом лице. Узнал сразу.
— Ваше благородие! Господин полковник! Алексей Петрович! — часто заморгал выцветшими глазами, в морщинках на лице повлажнело. Несмело обнял полковника. Алексей расцеловал его.
— Вот и свиделись. — Волох мазнул ладонью по щеке. Но тут же построжал: — Алешка! — Алексей даже вздрогнул, показалось, что ему. — Алешка! Спешился. Грозного напоил. Под навес поставил. Живо-два!
Мальчонка ловко перекинул ногу через холку, соскочил наземь, подошел к Алексею, ведя лошадь в поводу, взглянул чистым смелым взглядом.
— Вот, господин полковник, — со скрытой гордостью сказал Волох, — полный вам тезка.
— Как же так? — немного смутился Алексей.
— Так я ж тож Петро. Нешто не знали?
Не знал, к стыду. Все Волох да Волох.
— Ну иди, Лексей, справляйся. Настасея! Брось тряпки, поди сюда!
Подошла Настасея, тоже не сробев и не показав любопытства.
— Что, девка, хорош барин? Чем не жених?
— Красивый. Однако стар для меня.
Волох захохотал.
— Да ты помнишь ли его?
— Как же, батюшка? Но мне больше другой тогда глянулся, молоденький. Что с матушкой сарафан мне шил. За него б пошла, коли позвал бы.
Волох захохотал еще пуще:
— Да не взял бы он тебя! Ему самому в пору… — Договаривать не стал. — А старого князя помнишь?
— Как не помнить, ласковый был. — Настасея выпростала из пазухи медный крестик на серебряной цепочке.
— Что это? — не понял Алексей.
— Так как же, Алексей Петрович? Неш не помните: все князь хотели Настасею за леденец чем-то отдарить. Вот и придумал. Увидал на ней крестик этот на шнурке. Замызган шнурок пуще супони. Сняли его благородие цепочку со своих часов. А часы мне подарили… — Тут он замолк, трудно сглотнул. — Так что стоять, пойдемте до хаты, бо горилка простынет.
В хате чисто, прохладно. Гладко утоптанный глиняный пол, ровный и твердый, что паркет. До бела выскобленный стол, лавки, покрытые рядном. В красном углу — убранные вышитыми рушниками образа. Беленая печь. У окна, за рукодельем, еще одна девица, совсем иного склада: округлости по фигуре есть, но в кости тонка, на волос и на глаз чернявая. Встала, наклонила голову.
— Француженка? — догадался Алексей. — Та самая? Маша-каша?
— Когда то было! Теперь — казачка. А это женка моя, хозяйка дому всему — Параскева Ниловна.
Обернулась от печи хозяйка. Алексей ахнул и зарделся:
