— Где нашел-то? — похвалил его Давыдов.
— Так что в карете.
— Королевская, стало быть, снедь, — яростно жует колбасу Буслай. — А король голодным ко сну отойдет?
— Там две фуры сеном гружены, — ворчит так, чтобы его не услышали, Волох. — Ему до зимы хватит.
Небо светлеет от луны, а вокруг черно, особенно как шагнешь от костра.
— Ночуем здесь, — устало говорит князь. — Поутру уж тронемся.
За ужином, понятно, не долго и не весело посидели. Стали укладываться: где стоял, там и лег. Поначалу вроде бы тишина обуяла округу. А вскоре начались вздохи, стоны, вскрики — каждый по-своему этот день вновь переживал.
Алексей лежал рядом с отцом: укрыты попоной, под головами — седла, под рукой — оружие. Отец, забывшись сном, постанывал. Алексею было нестерпимо жаль его. Он долго не мог уснуть, все глядел в высокое звездное небо, считал упавшие звезды и думал: как бы отправить отца в имение. Так ничего путного на ум и не пришло.
Начал морить сон. Но едва Алексей закрыл глаза, все замелькало перед ним: мутный блеск окровавленных сабель, дымки пистолетных выстрелов, искаженные болью, злобой, ужасом лица, оскаленные лошадиные морды, всюду кровь — бьет ключом, течет и капает. И вдруг словно вынырнул из глухой глубины — зазвенело, закричало, застонало, загремело… Неужели когда-нибудь это забудется?
Поутру изготовились к переходу. Стали сумрачно поредевшим строем. Пленных с конвоем отправили накануне. Обоз сформировали, еще две фуры освободили для раненых — для тех, кому за ночь стало худо.
Давыдов раньше других увел свой отряд, еще раз обещав, что разберется с приказом. Тронулись не сразу: корнет Александров давал напутствие Параше. Та уезжала в свою деревню. То ли воевать, то ли горевать.
— К пистолету, Параша, подпускай ближе — вернее попадешь. Но и не очень допускай — чтобы саблей не достал.
Параша слушала, но не слышала. Сердце ее не здесь было. Да и корнету вовсе не то хотелось сказать.
— Девку малую, Настасею, — молвила Параша, — с собой заберу. Нечего ей, сироте, с вами горе мыкать. Небось выращу.
— А сама-то как? — не пристало улану про такое девку спрашивать.
— Рожу. Не я первая. Но то не скоро еще.
…Тронулись. Параша, вздохнув, выпустила корнетово стремя, перекрестила Александрова в спину и пошла собираться.
Кутузов гнал Наполеона вон из России. Точнее сказать, не гнал, а подгонял. Войско французское само, как могло, спешило к себе домой. Да вот спешить-то и не выходило.
Расчетливо загнав противника в опустошенные им же области, Кутузов лишил его пропитания. Французская армия слабела, разлагалась. Солдаты, усталые и больные, тянулись без строя, иные даже без оружия, оставляя на этом скорбном пути своих ослабевших товарищей, которые становились добычей волков, одичавших собак и ненасытных воронов.
