Мстители двенадцатого года | страница 133



— Сапоги сымай, — мрачно приказал Волох. Перевернув, потряс каждый сапог. Но кроме сенной трухи ничего не вытряс.

— Кто вы такой? — строго спросил князь.

— Моя фамилия Шульц. Купец, у меня была в Москве лавка. Она сгорела и разграблена. Я честный человек, господин офицер. Я на стороне русской армии и российского императора.

— Вы немец?

— Так точно. Мои предки приехали в Россию еще при государе Петре.

— Волох, покличь корнета Александрова.

Шульц с облегчением поднял с земли шапку, зажал в кулаке.

— Зачем выдавали своего сына за глухонемого?

Шульц растерялся, покраснел.

— Моя вина, господин офицер. Но вы можете понять мои чувства, как любящего отца. Я опасался, что его могут забрать на войну.

Князь горько, с презрением усмехнулся.

— Я тоже любящий отец. Но если бы мой сын в годину испытаний шмыгнул бы за мою спину, своей рукой бы удавил. Как, Алеша, правильно говорю?

Шульц вскинул голову, взглянул на Алексея, отвернулся.

— Позволите? — В палатку шагнул корнет Александров.

— Корнет, известны ваши познания в языках. Послужите нам толмачом.

— Рад стараться, ваше высокоблагородие.

— Подойдите ко мне. Поближе.

Полковник дружески взял корнета за талию и что-то нашептал в ухо. Александров зарделся и кивнул, нетерпеливо освобождая талию от ухватистой руки князя.

— Корнет, спросите у этого достопочтенного маркитанта по-немецки: зачем он выдает какого-то глупого мужика за своего сына?

Шульц изменился в лице, толстые щеки его побледнели. Корнет сказал ему короткую фразу.

— Господин офицер, — голос его дрожал, щеки тряслись, — это есть мой настоящий сын…

— Отвечайте на вопрос, сделанный вам корнетом. Он неточно перевел мою фразу. Он спросил вас: где в Москве, на какой улице находилась ваша лавка? Не забыли? Но у вас дурная память, вы не помните даже родной язык. Но, надеюсь, вы помните, как поступают со шпионами в военное время?

Шульц рухнул на колени, выронил шапку, но тут же подхватил и прижал ее к груди.

— Я не шпион. Это временное недоразумение. Оно поправится, не надо спешить. Сгубить невиновного — это грех!

— Волох! Ну-ка, доставь сюда этого молодца немого. Пусть поговорит напоследок.

Волох втолкнул богатыря — с разбитым лицом, скособочившегося головой на замлевшей шее.

— Ну, милостивый государь, — ехидно произнес по-французски полковник, — что скажете?

Парень развел руки, сделал улыбку непослушными губами: мол, рад бы сказать, да не могу.

— Ну вот, — Алексей с улыбкой повернулся к Шульцу, — а вы говорили, что он понятливый.