— А-а, Король! — Ленька Бабушкин, невысокий, круглолицый, всегда веселый — профгрупорг, а тракторист из него так себе — поставил ведро с соляркой, бросил ветошь, протянул руку: — Держи!
— Привет, власть профсоюзная! — Юрка пожал короткую и липкую от масла ладонь. — Чтой-то, Леня, у тебя глаза ясные? Видать, не шибко гульнул?
— Куда мне с язвой-то!
— Серьезно?
— Угу.
— Язва — чепуха! Спирт пей. Алоэ жуй. Знаешь, есть такой цветок из породы кактусовых. У старух на окнах топорщится. Зеленый. Сочный. Колючий. Я маленький — тетка рассказывала — всю деревню объел. Умирал от туберкулеза. Вишь, помогло!
Юрка распахнул куртку. Рубаха в клетку туго обтягивает грудь. Хлопнул себя кулаком. Под могучими мышцами глухо ухнуло…
— Леня, глянь, вот это силач!..
У ворот тужился, пыхтел над ящиком с песком Валя Смирнов, совсем еще мальчик, ученик слесаря, из технического училища.
— Подожди, куда тебе его? — подошел Юрка.
— Механик сказал в угол.
— Что же ты один? Позвал бы кого. Бабушкин давно ведь здесь.
— Ничего, я сильный. У меня еще шестеро братовьев и все сильные.
— Какой же ты, Валя, сильный! Росту-то полтора метра. А ну, отойди.
Юрка ухватил ящик, перетащил волоком.
— Что еще, Валя? Ты не стесняйся. Зови, когда тяжело. Кто обидит, тоже зови.
— Спасибо, — Валя покраснел, — я теперь сам все сделаю, плакаты повешаю «Не курить!». Да пол песком закидаю, а то упасть можно: масла поналили. Меня механик сегодня послал сюда дежурным.
— Говоришь, братьев шестеро? Большие?
— У-у, большущие. Два брата в армии. Один, который за мной, конюхом в совхозе. Два брата в школе и один еще совсем голыш… А отец летом от рака умер…
— А мать-то есть?
— Здесь. В больнице лежит. Сегодня вот побегу на свиданку…
Юрка погрустнел. Задумался.
— А ты давно пришел на завод?
— Да всего еще два месяца.
— А как у тебя отчество, Валя?
— Тимофеевич. А зачем вам?
— Ну, ты ж теперь глава семьи. Домой-то ездишь?
— А тут всего двадцать пять километров. Каждую пятницу уезжаю на субботу-воскресенье…
— В общем, мы договорились: кто обидит — позови.
— Да что вы, кто меня обидит?
— Ну ладно, Валентин Тимофеевич, вешай свои плакатики. А сам-то куришь?
— Нет.
— Вообще-то поучись. Какой же мужчина — курить не умеешь?
— Попробую, — снова покраснел Валя, опуская несмелые, светлые глаза на свои серые залатанные валенки.
Юрка пошел меж машин:
— Леня, эй, власть профсоюзная! Где ты? Пойдем, поможешь мне закрепить скребок на стреле.
— Рано же еще, — отозвался Бабушкин из кабины своего разобранного трактора.
