Так и просидел чуть не час. Пока Хазанов не толкнул меня в бок. Я осмотрелся. Какой-то мужик в темном костюме (прокуренные чернокукурузные зубы, порочное лицо, сухая кожа, мертвые глаза) беседует с артистами. Жестикулирует Цыган, токует, как глухарь, Ниловна, гудит с подобострастной улыбкой невозмутимый Бас. Хазанов меня просветил, рассказал, что мужик в черном костюме – это большая шишка, завотделом культуры ЦК, товарищ Кауро. С ним можно решить самые различные вопросы. Можно у него попросить машину, квартиру, прописку для родственников, звание, хоть гертруду (так называли тогда звание героя социалистического труда) – все, о чем мог мечтать совок, вознесенный на кремлевские небеса славы!
Товарищ Кауро присел и около меня. Я инстинктивно поджал колени и отодвинулся. Он интимно приблизился, дыхнул на меня цековской вонищей и сказал: «Добрый вечер, Андрей, позвольте выразить благодарность от имени ЦК за ваше выступление. Как Вы смотрите на то, чтобы совет министров рассмотрел вопрос о выделении Вам концертного рояля «Стейнвей?»
Надо ли тут говорить, что я мечтал о «Стейнвейе», у меня тогда был один старенький трофейный «Бехштейн». Отвечаю автоматически, будто и не я, а кто-то другой: «Огромное спасибо, у меня есть два отличных инструмента, и я совершенно ими удовлетворен».
Кажется, товарищ Кауро остался моим ответом доволен: «Ну еще раз благодарю Вас и, если что, обращайтесь к нам. Сейчас артистов будет благодарить Политбюро и лично…»
Мы встали рядком, члены Политбюро поднялись из-за своего стола и гуськом подошли к артистам. Любезно калякали, жали руки. Леня потрепал меня по шевелюре и поставил мне засос на правой щеке. Пококетничал с Хазановым на сортирную тему (это была единственная разрешенная ему реприза – об описавшемся придурке). Леня был бодр, весел и весьма гламурен. После рукопожатий и целований банда удалилась, за ними поспешили люди в черном из стен. Торжество кончилось.
В 1978 году мы с Рихтером как с цепи сорвались. Это был не год, а медовый месяц нашей дружбы. Нам было захватывающе интересно общаться друг с другом. Когда мы встречались – оба прыгали от удовольствия, как обезьяны. Рихтер приходил ко мне на Никитский бульвар, но домой никогда не заходил, подбирал на бульваре маленькие камешки и кидал в мое окно. Я просыпался, выходил, и мы куда-нибудь неслись вместе.
– Андрей, идем сейчас в Повторный!
– Что там?
– Так идет кинофильм «Композитор Мусоргский», бежим, уже без пяти десять!
