— Не люблю это слово, оно похоже на проститутку, — я прикончил свой.
— Значит, я не ошиблась.
— Значит, готовы?
— То, что я готова, еще не значит, что съедобна.
— Сейчас попробую, — приблизил я к себе жену и поцеловал в жирные жаркие губы.
— Чем займемся? — спросила она после долгого поцелуя.
— Как чем? Любовью.
— А что, больше нечем?
— Больше не с кем.
— Мы можем позавтракать без компьютера? Ты думаешь, мне приятно печь блины, когда ты сидишь там, общаешься черте с кем?
— Опять блины с дерьмом. Такое прекрасное утро, зачем надо все испортить? Ну, давай я сам их испеку, если тебе так сложно. Ты из всего делаешь проблему.
— Дай мне хоть в этом почувствовать себя творцом, — смахнула Фортуна очередной блин со сковородки в аккуратную стопочку ему подобных.
— А я что — не даю? Неужели это так сложно — сделать приятное и не настаивать на том, что ты его сделал, и чего тебе это стоило. Ладно, иди сюда, я тебя поцелую.
— У меня руки в муке.
— Зачем мне руки для поцелуев?
— Вместо аперитива.
— Теперь я понимаю, почему некоторые не могут друг без друга.
— Почему?
— Им нечем будет питаться.
Фортуна села на мои колени, развернулась всей грудью и закрыла глаза. С балкона ее груди мне открывался прекрасный вид. Губы едва разомкнулись сгоравшей пламенем розой. Я проглотил цветок.
— У меня блин сгорит, — шепнула она.
— Да и черт с ним, — приготовился я к ее порыву, но она и не думала уходить.
И в ответ проглотила фиалку моего рта. Казалось, что перемешались не только слюни, но и зубы, и языки. Все стало общим.
Запах подгоревшего хлеба приятно ласкал нюх. Румяный диск теста быстро чернел по краям и скукоживался. Было похоже на затмение солнца. Скоро дым начал резать глаза. Но мы продолжали.
— Папа, что-то горит? — Сын выскочил из своей виртуальной норы.
— Мама блины готовит, — крикнул я ему сквозь кумар.
— Аа, я думал — пожар. Позовете, когда будет готово, — удовлетворенный, закрыл он за собой дверь кухни.
— Ты видела, как его надо выкуривать из Интернета? — встал я как по команде вместе с Фортуной.
— Любовью, — принялась Фортуна за сковороду, отскребывая почерневшее тесто.
— Открой окно, — сказала она мне спокойно.
— Хочешь выйти? — начал я открывать его, глядя сквозь стекло во двор. В поле моего зрения забралась муха, она пробежалась по нему и замерла. Глядя туда же, во двор, стала потирать ладошки. Потом неожиданно взлетела и на ходу спарилась с другой мухой. Я пристальней посмотрел во двор: что могло ее так возбудить? Не было там ничего такого.
