— Что ты тут делаешь? — Огромная рука схватила меня за горло, и ноги повисли в воздухе. Оказалось, стражники не настолько, как я рассчитывал, увлеклись монетой, которую я им подбросил.
И очень скоро я уже стоял в тронном зале, где сонный паж зажигал факелы. Для ночного освещения никакого китового жира не было припасено, потрескивали смоляные факелы и оставляли на стенах черные пятна копоти.
Сэр Рейлли крепко держал меня за плечо, я чувствовал тяжесть его латной рукавицы. Мы в ожидании стояли в тронном зале и наблюдали за пляшущими тенями на стене. Наконец паж ушел.
— Я сожалею о своем поступке, — сказал я. Хотя вины за собой не чувствовал.
— Я тоже сожалею, Йорг, — мрачно произнес сэр Рейлли.
— Я больше не буду так делать, — сказал я, совершенно не собираясь выполнять обещание.
— Я знаю, — сказал сэр Рейлли почти нежно. — Но мы должны дождаться твоего отца, а он человек крутого нрава.
Мне показалось, мы прождали отца полночи, а когда, наконец, дверь с глухим грохотом распахнулась, я сильно вздрогнул, хотя давал себе зарок этого не делать. Мой отец в пурпурном облачении, в стальной короне на голове, без малейших следов сна на лице прошел к трону, сел и положил руки на подлокотники.
— Приведите Джастиса, — сказал он так громко, словно в тронном зале стояли не мы с сэром Рейлли, а собрался весь двор. — Приведите Джастиса, — повторил он, глядя на центральные двери зала.
— Я сожалею о своем поступке, — сказал я, на этот раз я действительно сожалел о том, что забрался в сокровищницу. — Могу…
— Джастиса! — заорал отец, не глядя на меня.
Дверь снова открылась, и на телеге, в которой обычно перевозили пленников в донжон или из него, привезли моего волкодава, моего и Уилла, прикованного за каждую ногу. Телегу толкал широкоплечий человек с мягким лицом, слуга по имени Инч, который когда-то сунул мне на празднике сахарную витушку.
Я дернулся вперед, но руки Рейлли удержали меня на месте.
Джастис дрожал на телеге, глядя широко раскрытыми глазами, дрожал так, что едва мог стоять, хотя у него было четыре ноги. А у меня только две. Он выглядел мокрым, и когда Инч подвез его ближе, в нос ударила вонь горного масла, которое слуги заливают в лампы. Инч взял с телеги тяжелый молоток, которым разбивали крупные куски угля для очагов.
— Ступай, — сказал отец.
По глазам Инча было видно, что он предпочел бы остаться, но он поставил молоток на пол и ушел, не протестуя.
— Сегодня тебе следует выучить пару уроков, — промолвил отец. — Ты никогда еще не получал ожогов, Йорг?
