Петруша отступил шагов на пять от берега, нагнул голову, как молодой бычок, и не раздумывая, со всего разбега перемахнул через речку: одною ногою он попал на береговую кочку, а другою ушёл в воду выше колена, обдав нас всех брызгами. Не успел Петруша схватиться рукою за пучок осоки, чтобы выскочить на тот берег, как Саша уже летел вслед за ним. Он долетел только до середины и шумно шлёпнулся в воду по самые мышки. За Сашей бросились и все мы; и все, кто ближе, кто дальше, окунулись в воду. Только Ильюша, полураздевшись, старался, попираясь пикою, осторожно перейти речку вброд.
С хохотом выскочили мы на болотистый берег, помогая друг другу. Вода текла с нас ручьями и с хлипаньем выливалась через голенища сапогов.
— Скорее, скорее! Некогда переодеваться! — торопил Петруша. — Беги как есть! Дорогой сама выльется!
Он сунул мокрый чулок в карман и натянул мокрый сапог прямо на босую ногу.
— Братцы, куда мельче? Где вы вылезали? — скорбным голосом закричал Ильюша, который теперь дошёл до середины реки и убедился, что стоит по пояс в воде.
— Что, жила? Ты всегда всех умнее! Всё по-своему выдумываешь, — гневно кричал ему Петруша, — вот и намок как мышь, а теперь теряй время из-за тебя, кисляка.
Ильюше протянули пику и вытащили его почти такого же мокрого, как и Сашу. Мы понеслись через крутовское болото, перепрыгивая по кочкам, как стая гончих. За крутовским болотом шли крутовские поля. Стены наливающейся ржи уходили во все стороны, и среди их молочно-зелёного моря чёрною змеёю извивалась пыльная дорога, по которой ездили из Крутого на нашу мельницу. Само село с своими ветрянками, одонками и соломенными крышами лепилось, как гнездо грибов, по скату возвышенности, у которой прерывалась дорога. С опушки болота разом открылись нам и поля, и село, до той поры невидимые. Саженях во ста от нас в облаке золотистой пыли медленно ползло с беспокойным несмолкаемым гоготаньем огромное белое стадо гусей. Человек шесть мужиков с палками и хворостинами торопливо, но безуспешно подгоняли кругом всё стадо, то отбивая его от хлебов, куда, словно по сговору, вдруг разом бросались все гуси, то подбирая отстающих. Умные птицы упрямо не хотели идти с чужими людьми в чужое место, и раздражённым гоготаньем выражали своё негодование на насилие.
Значительно далее этой кучки, из-за высоких стен ржи, мелькали там и сям чёрные головы лошадей и верховые с палками; это наши перенимали дорогу по полевой меже.
