— Ну и экспонат, — заметил Валерий. — Свидетель веков…
— Это бабушкин, — охотно пояснила девочка. Ходики над граммофоном показывали без четверти двенадцать.
— Ну, пошли, горе-туристы, — вздохнула Галя.
— Куда и зачем? — спросил Валерий. — «Нам некуда больше спешить…» Почему бы не встретить год грядущий под этим гостеприимным кровом?.. Если хозяйка не прогонит.
— Оставайтесь, конечно, — сказала девочка. — Я бы музыку включила, да приемник не работает. Мишка вчера в нем ковырялся…
— Понятно, — кивнул Валерий. Лешка, иди сюда.
Они пошептались, потом достали из рюкзака флакон тройного одеколона. Валерий попросил стакан.
— Еще чего? — взорвалась Галя. Не смей давать им посуду, — обратилась она к девочке. — Придумали! Пить такую гадость!
— Галочка, это же традиция, — ласково начал Лешка. — За неимением шампанского…
— Я вот вам дам традицию!
— Будем так сидеть? — спросил Лешка.
— А кто виноват?
Несколько минут они сидели молча. Потом Лешка кивнул на граммофон:
— Работает этот агрегат?
— Он работает, но пластинок нет совсем, побились…
Лешка подумал.
— Ладно! Хотите новогодний вальс? — Он расстегнул куртку и вынул из внутреннего кармана пластинку величиной с чайное блюдце. Потом, не обращая внимания на удивление товарищей, завел граммофон — ручка услужливо торчала в ящике.
— Ну что же вы? Танцуйте.
Но танцевать не стали.
Граммофонная труба вздрогнула, и из нее вырвался фортепьянный аккорд. Потом зазвучала далекая музыка, и сквозь нее пробились, как тяжелые капли, мелодичные удары, отмеряющие ритм медленного вальса.
— Что же вы не танцуете? — сказал Лешка.
— Ой, откуда такая прелесть? — прошептала Галя.
Лешка не ответил.
— Из Ленинграда? — тихо спросил Валерий.
— Да… Это она сама сочинила. И играет сама. Прямо в консерватории и записали. Я позавчера получил в письме…
— И все время таскаешь пластинку с собой?
— Ну и таскаю. А что?
— Да ничего. Я так…
Вальс звучал, заставляя дрожать жестяную трубу. Галя подошла к окну.
— Ой, девочка, выключи, пожалуйста, свет! — вскликнула она. И когда погасла лампочка, спросила:
— Красиво, правда?
Стекла широкого окна были окаймлены чеканным ледяным узором. За ними замер в легком тумане снежный фантастический лес. Туман тихо плыл, расползался на клочья и снова густел. Полосы лунного света, пробившегося сквозь заиндевелые кроны, колыхались, скользя по сугробам.
А музыка нарастала, спешила. Вихревая мелодия заглушила мерные аккорды.
— Долго играет, — заметил Валерий,
— Такая запись, — ответил Лешка. — Долгоиграющая. Хотя и на семьдесят восемь оборотов…
