— Не торопитесь, док-тор. Там у него Ре-кус.
— Он что, ночевал здесь?
— Дежурный ночью вызвал… Ну пока то да се, рассвело…
— Рекус, Рекус… славный резекус! — бормочет себе под нос Наримантас, замедляя шаг. Этому ординатору из глубинки он полностью доверял, что, однако, не мешало ему вместе с другими подшучивать над усердием молодого хирурга. Не успев, как говорится, ног на новом месте обогреть, вызвался дать кровь попавшей в огонь доярке — сам, дескать, когда-то в студенческом лагере ожоги получил! Женщину это не спасло, а Рекус заболел и, вместо того чтобы ассистировать при операциях, две недели провалялся на больничной койке.
— Так сладко посапывает! Как на груди у мамки! — вполголоса докладывает Рекус, ухватив Наримантаса за рукав халата. Ишь, охраняет! Физиономия заросла дремучей бородищей, напялить бы на него какое-нибудь старинное одеяние — камзол, что ли, да еще алебарду сунуть, — чем не привратник средневековый! Не отпуская рукава, шепчет, словно тайну сообщает: — Сон ему всего нужнее, доктор!
— Вы правы, коллега. Но наши санитарки… Они же любого покойника из мертвых воскресят!
Стучали двери, гудели струи воды из кранов, в лад надрывались звонкие голоса — чертовская слышимость!
— И это говорите вы, доктор?! Вы? — Рекус глотнул воздух; все, что слышал от Наримантаса, он считал важным, спасибо еще, не схватился за зеленый блокнот — повсюду таскал его с собой и записывал «опыт старших коллег». — Вас-то скандалистки побаиваются!
— Чепуха! Попробуйте-ка остановить Навицкене, ежели она решила перевесить гардину. Это же все равно что голыми руками сдвинуть бульдозер! — Наримантас удивился, что все еще не вошел в палату, торчит себе в коридоре и добродушно пошучивает. И шутки-то у меня фальшивые, как я сам, неужели не видит этого Рекус? Рекус, у которого каждый волосок в бороде честный?
Рекус выпрямился, выпятил грудь: под заношенным халатом — разве дадут ему новый! — заходили атлетические мускулы.
— Значит, будете стоять в карауле, коллега?
— Обязательно. Я сегодня не оперирую. — Самостоятельные операции ему поручали редко, больше держали на черной работе.
— Но ведь это не входит в ваши обязанности, милый мой.
— Кто знает, в чем состоит наш долг?
— Вы что, в бога веруете, доктор? Извините за нескромный вопрос.
— В бога? Нет! А вот в доброту… Человек нужен человеку. Вы, доктор, сами и это верите, хоть и улыбаетесь. Хотите, докажу? Этот наш больной… Сдается мне, он для вас нечто большее, чем больной. Возможно, я ошибаюсь. Извините.
