В тот день летом 1965 года я вынул из его папки рисунок тушью. Он и оказался второй стартовой точкой для «У меня нет рта…» (Очевидно, судя по предисловию, написанному для первой публикации этого рассказа в сборнике в мягкой обложке, имелся и второй рисунок Смита, похожий на этот. Но он уже давно куда-то затерялся.)
Когда я увидел этот рисунок, то мгновенно связал его с подписью Ростлера и лишенным рта существом.
Но пока это было все. Ни сюжета, ни темы, ни идеи о том, кто это, как и почему.
Но именно так я и люблю писать. Если я вынужден работать, зная окончание будущего рассказа, то весьма часто мне становится попросту скучно на полпути… потому что я знаю, что из этого получится. А поскольку я пишу, чтобы удовлетворить и удивить самого себя, то творческое возбуждение во время написания рассказа, развязка которого неизвестна даже мне, есть одно из утонченнейших наслаждений, связанных с изнурительным актом написания. Не говоря уже о том, что если рассказ захватывает врасплох меня, то он с большой вероятностью захватит врасплох и читателя. (В скобках замечу, что это столь же правильный способ писать прозу, как и тщательное планирование сюжета от начала до развязки. Если автор создает живые и неоднозначные характеры, то они, как правило, уводят сюжет туда, куда им вздумается; а поскольку человеческая натура непредсказуема, как лесной пожар, то это направление, вероятнее всего, окажется удивительным и непроторенным.)
Поэтому я уселся, вставил лист бумаги в стандартную конторскую «Олимпию», на которой пишу, и напечатал заглавие: «У меня нет рта, а я хочу кричать».
Первая строка написалась сама собой:
«Безжизненное тело Горристера свешивалось с розовой подставки…»
Я понятия не имел ни кто такой Горристер, ни почему его тело, подвешенное за правую ногу, свисает вниз головой с невероятной розовой подставки. Но первые шесть страниц получились быстро, и шестую я завершил фразой: «Боль сотрясала и мое тело». (Несколько лет спустя, в очередной раз перечитывая набранный для переиздания рассказ, я добавил в него несколько слов: «сотрясало и мое тело, и оно дрожало, как листок на ветру».)
Сверившись с исходной рукописью, я увидел, что идея разбивать текст рассказа (и тем самым управлять его ритмом) вставками из компьютерных распечаток была его составным элементом с самого начала. На своем желтом втором экземпляре оригинала (в те дни ксерокопии мне были не по карману, и я пользовался копиркой и шершавой желтой бумагой для вторых экземпляров по доллару за пачку) я увидел, что на второй странице после слов:
