— А ты хотел бы, чтобы тебя отдали Тхерему? — спросила я.
— Меня и отдали, — вздохнул он, — только меня не взяли. Я был совсем больной, и в жертву принесли другого сосунка. Зато я выздоровел. Тхерем увидел преданность отца и снял с меня болезнь. С тех пор я больше не болею.
— Очень мило с его стороны, — сухо сказала я.
— Угу.
Мальчик не заметил моего сарказма. Или притворился, будто не заметил.
Солнце утопало в золотистом море песков. Я остановилась и некоторое время смотрела вниз. На город стремительно падали сумерки. Как только солнечный круг ушёл за край земли, всё сразу выцвело и постарело. Тьлан стал скоплением глины и старых камней. Его унылая желтизна прерывалась цветными пятнами орнаментов и полотен, но и они теперь быстро бледнели и гасли и превращались в желтовато-серые пятна. Люди начали зажигать огни. Повеяло свежестью. Пришла ночь.
Я услышала знакомый звук и обернулась. Мои хоргор появились из тени. Мальчик тоже увидел их и от ужаса сел на землю. Я присела и положила руку ему на плечо.
— Не бойся, — как можно спокойнее сказала я. — Это мои солдаты. Знаешь, стража, как у царя. Я ведь царская дочь, и мне положена стража.
— Стража, — повторил мальчик, сглотнув. — Как у царя. У царевны.
Храдаш оскалил клыки. Он так улыбался.
— Это не люди, — сказал мальчик. — Ты не царевна, ты богиня.
— Да, — мягко сказала я. — Я сестра Тхерема.
Почему-то это его успокоило. Он поднялся и отряхнул пыль с набедренной повязки. Этот мальчик доверял богам — всем богам.
Мы продолжили путь. Хоргор без звука следовали за нами. Вскоре стало совсем темно. Я почувствовала отчётливую, хотя и слабую вонь горелого мяса. Потом дорога вдруг кончилась, и передо мной предстало святилище.
На обширной террасе горели костры. Красное пламя вырывало из темноты вход в пещеру и склоны горы и пятерых жрецов в длинных одеждах, которые подбрасывали что-то в огонь. Храмовые постройки лепились к отвесным скалам. Около сотни шагов отделяли меня от широкого рва и чёрной пасти пещеры. На краю рва стояла плоская скала-алтарь. На ней возвышался идол Тхерема.
Это был огромный медный истукан с пустым животом и как бы заботливо сложенными перед собою руками. Руки-лопаты образовывали у пустого брюха медный лист, на котором можно было бы зажарить телёнка. Скала под этим листом почернела от огня. У идола был круглый рот, открытый, будто он кричал — или требовал пищи. Ног у статуи не было, идол, казалось, рос прямо из алтаря, я и подивилась, как верно люди всё понимали. За спиной идола скала обрывалась вниз. Там был ров, из которого и шла вонь сожжённой плоти. В этот ров жрецы сталкивали через пустой живот идола останки человеческих жертв. Сколько там было обугленных детских скелетиков, сколько маленьких черепов? Сколько времени прошло с тех пор, как маленький хозяин Тхерем превратился из защитника в людоеда?
