Попутчик выпустил из широченного рта колечко дыма. Халлель посмотрел на него с новым интересом — и отвёл взгляд. Смотреть было неприятно и как-то сложно. К тому же он вдруг усомнился в поле этого человека. Скорее всего мужчина, да… Однако высоковатый голос мог быть и мужским, и женским. Шея была повязана оранжевым платком, скрывающим щитовидную железу. На груди и животе бугрились примерно одинаковые складки жира. В общем-то это необязательно был мужчина. Это могла быть и некрасивая мужеподобная женщина…
А ведь он пытается мне помочь, одёрнул себя Халлель. Нехорошо так о нём думать. Или о ней. Это невежливо. Как-то… по-скотски.
— Бывает, — продолжило существо, подняв указательный палец, — что люди предстают перед нами как преступники, убивающие невинных, или, хуже того, как враги Единого Творца. Если принимать всерьёз принцип веры, этих людей тоже следует любить. Но нужно помнить, что слова многозначны, и для каждого случая следует искать подходящее ему значение. Можно ли, скажем, в обычном смысле любить человека, который не разрешает даже молиться за него, который походя ранит тебя и относится к тебе как к чумному?
— Это… трудно, — сказал Халлель.
— Чтобы не сказать «невозможно». Уместно ли милостиво относиться к человеку, который сознательно, убеждённо проявляет злую волю и только глумится над стремлением быть милосердным к нему? Возможно ли быть милосердным с тем, кто жестоко убивает невинных? Или с тем, чья вина ещё больше — с губящим чужие души? Нет, неуместно и невозможно! Против этого восстаёт сердце, совесть и разум. Для такой ситуации есть другое значение слова «любить»: «желать блага кому-либо». А ведь благо для избравшего скверное — это то, что помогает ему оставить скверну!
— Не понимаю, — сказал Халлель. — Объясните.
От усталости он уже плохо соображал, но хотел, чтобы попутчик говорил дальше. Его отвлечённые рассуждения казались далёкими от царящего вокруг безумия. Они убаюкивали, успокаивали. К тому же Халлелю нравились дымовые кольца. Такие забавные, домашние…
— Возьмите эту девицу и её нерождённого ребёнка, — сказал попутчик и выпустил ещё колечко дыма. — Если бы Вы их спасли, разве это действительно было бы для них благом — в той культуре, в которой они живут? Было бы? Или нет?
В стенку ударил порыв ветра. Халлель просто не знал, что сказать. После всего, что случилось, обида и боль мешали ему ответить «было бы». Он страдал от обиды и боли, он запутался в словах.
