– Ога, сэр, я его привел.
Комната большая, освещена тускло. Большой стол. Человек, отвернувшись, кашляет в платок. При каждой судороге, каждом вздохе плечи каменеют под белой рубашкой. В конце концов голос – слабый. Сильный. Такой и сякой. Взмах руки, по-прежнему спиной к визитерам.
– Садись, садись. – И затем: – Тунде, – ибо так звали худого с глазами как болото, – принеси пацану чего-нибудь холодненького.
Тунде выскользнул из комнаты, а Уинстон сел. Стол – обширная плита полированного дерева, в полумраке блестит.
Хозяин наконец развернулся к Уинстону:
– Ел сегодня? – Лицо как кулак. Глаза красные.
Уинстон кивнул, выдавил улыбку:
– Да, сэр. Спасибо, что спросили.
– Имя мое – Иронси-Эгобия. Меня называют ога, но «мистера» вполне достаточно, будь добр. Я не ценитель любезностей и за формальностями не гоняюсь. Что-то ты напряженный. Будь добр, расслабься.
– Благодарю вас, сэр. – И Уинстон чуточку расслабил плечи.
– Я тебе представился. А ты мне нет.
– Адам, сэр.
– А, первый человек. Удачный выбор. Ты зачастил в мои кафе, Адам. Всегда даешь на чай – не слишком много, но и не очень скупо. На чай даешь… аккуратно. Никогда не шумишь, всегда вежливый. И не водишься со спамерами. Из чего я делаю вывод, что у тебя имеется образование.
– Да, сэр.
– Колледж?
– Университет.
– В Лагосе?
– Да, сэр. – Ложь. Не в Лагосе, но все-таки образование имеется.
– Ага. – Иронси-Эгобия скривил губы. – Родители, значит, гордятся?
– Надо думать…
Иронси-Эгобия откатился в кресле подальше, прикрыл рот платком, закашлял, выворачивая легкие наизнанку, и кашлял так сильно и так долго, что, когда вновь повернулся к Уинстону, весь был в испарине. На платке осталась кровь; Уинстон сделал вид, что не заметил.
Опять возник Тунде – и так же беззвучно; на подносе – стаканы лимонада и серебряная чаша с крупными ледышками. Чашу Тунде передал ога, а тот взял со стола пестик для льда – письма он им, что ли, открывал? Иронси-Эгобия потыкал в ледышку, уронил осколки в стакан Уинстона – а несколько секунд назад этими пальцами отирал выхарканную кровь.
«Нечего мяться. Пей».
– Спасибо, сэр, – сказал Уинстон, поднося стакан к губам. Допив, вытер рот. – Очень освежает.
– Вот у меня тут пестик, – сказал Иронси-Эгобия. – Нынче кубики замораживают в холодильнике – кому они нужны, эти пестики? Почему их еще выпускают? Чистая показуха, вроде туши и перьев. Теперь пестик для льда – просто символ статуса. И оружие. Как и перо. – Он улыбнулся, приглашая Уинстона улыбнуться вместе с ним.
