Воспоминания о штудиях, школа, таблички. Деревянные доски, арабский язык, уроки во дворе. Всевозможные маламы, которые эти уроки вели, – одни добродушны, другие суровы, в памяти все уже расплываются. Урок геометрии, пересекающиеся прямые. Малам с деревянным компасом – рисует на доске идеальный круг, по линейке рассекает его четко, словно бритвой. Рука Господня поработала. Девушка в индиго помнила эту красоту, эту ясность.
Ей место на рынке; она рождена торговлей. Может, отыщется артритная торговка, которой пригодится подметальщица, подавальщица? Может, ей удастся подняться, следя за ларьками торговок побогаче, пока те заняты. Это лишь дуновение грезы – будто ветер ловишь ладонью, – и она это понимала. Нет денег на свой ларек, нет родни, связей с теми, кто заведует рынками, тоже нет – есть только отчаяние и искренность. А этого всегда мало.
37
– Чувствуете?
Она почувствовала.
– Тиснение. Первый сорт.
Лора пальцами легонько провела по шапке бланка.
Она сидела в конференц-зале 2Б, в отделе экономических преступлений, на северо-востоке города.
Здесь же был сержант Бризбуа, и Лорин брат, и мать, и двое детективов – один постарше, представился детективом Дэвидом Солом, и молодая женщина – ее звали детектив Роудз. Просто Роудз. Имени, видимо, нет. Детективы не носили форму, но как будто носили – оба в черных пиджаках и белых рубашках с жесткими воротниками.
В кувшине вода со льдом. Наливаешь в стакан – льдинки звякают. Широкий стол. Несколько толстых папок. В углу цветы – лепестки слишком розовы, листья слишком зелены, неуместны. У Лоры за спиной окно, но солнце до цветов не дотягивается. Искусственные, наверное, – потому и здоровые такие. Отец шутил, что Лора наверняка способна уморить даже искусственный цветок.
За спиной у детективов, напротив Лоры – фотография на стене: черно-белая, ветки на сером небе. Странный контрапункт пластмассовой зелени в углу.
Говорила молодая женщина.
– Против мошенничества такого рода, – сказала детектив Роудз, – у нас одна защита – образование.
Миниатюрная, с тонкими чертами, самоуверенная. На безымянном пальце нехилое такое обручальное кольцо – выбрано, несомненно, за долговечность. Детектив постарше – лицо как из камня вытесано, волосы едва не под ноль, обручального кольца нет. На месте кольца – бледная полоска. И у сержанта Бризбуа на пальце такое же бледное отсутствие. Дружат ли они, Бризбуа и это его постаревшее будущее? Сравнивают линии загара, сетуют за пивом на принятые решения, накопленные сожаления?
