— Я настоящий, и ты настоящая.
— Подумать только! — сонно пробурчал Грант.
* * *
Когда Кэлторп проснулся, светили Европа и Юпитер. Он встал и взглянул на Ли Нейлан, которая крепко спала. Краска на ее щеках была не только отблеском красного света за окном. «Бланка» проходила.
Растворив еще две таблетки, Кэлторп потряс девушку за плечо. Мгновенно открыв серые глаза, теперь совершенно ясные, она поглядела на него без всякого удивления.
— Привет, Грант, — промурлыкала она. — Опять ты. А лихорадка — это не так уж плохо.
— Может, мне следовало бы оставить тебя бредить, — ухмыльнулся он. — Ты говорила такие милые вещи. Выпей это и вставай.
Она внезапно поняла необычность окружающего.
— Как… где это? Все… настоящее?
— Точно. Выпей-ка лихранин.
Она подчинилась, затем пристально поглядела на него:
— Правда? — сказала она. — Ты настоящий?
— Думаю, что да.
Слезы появились в ее глазах.
— И я уже не там? Не в том жутком месте?
— Ну конечно. — Он почувствовал, что ее облегчение вот-вот обернется истерикой, и поспешил отвлечь девушку. — Ты не могла бы рассказать мне, как ты оказалась там — да еще одетая для званого вечера?
Она взяла себя в руки.
— Вечер… вечер в Гераполисе. Понимаешь, вообще-то я жила в Юнополисе…
— Нет, не понимаю. Прежде всего, что ты вообще делаешь на Ио? Если мне и приходилось о тебе слышать, то лишь в связи с нью-йорским или парижским обществом.
Она улыбнулась.
— Тогда, значит, не все было бредом? Ты сказал, что у тебя есть одна из моих… о, да вот она! — Ли сморщилась, увидев на стене вырезку. — Когда теперь газетный фотограф захочет снять меня, я постараюсь не ухмыляться так — прямо лунарь. А на Ио я прилетела с папой, который изучает возможность выращивать лихру — вместо того, чтобы зависеть от агентов и лунарей. Мы здесь пробыли три месяца, и я страшно скучала. Думала, на Ио будет восхитительно, но куда там — до недавнего времени.
— А что там про танцы? Как ты все же оказалась здесь, за тысячу миль от города?
— Очень просто, — медленно проговорила она. — В Юнополисе было чертовски скучно. Ни спектаклей, ни спорта… У меня появилась привычка летать в Гераполис, на танцы. Это всего четыре-пять часов на скоростном. А на прошлой неделе — или когда там — я собралась лететь, и Харви, секретарь папы, должен был меня доставить. Но в последнюю минуту он понадобился папе, который запретил мне летать одной…
Грант ощутил сильнейшее отвращение к Харви.
— Ну и? — спросил он.
— Ну и я полетела одна, — сказала она с притворной скромностью.
