— Спаситель! Благодетель! Я ему говорю — у меня там жена. А еще говорю, что там спит агент Департамента полиции, мы забыли его разбудить. Так Антон Григорьевич мне говорит — жена, дескать, это дело частное, а вот агент департамента совсем иное, тут лучше вам сразу утопиться, а то к ним в руки попадешь, отвезут в больницу, скажут, что псих, у них, дескать, это принято. А я сам это знаю! — истерично выкрикнул Стельмах.
— Ничего, — успокоил его Артемий Иванович. — Неприятностей у вас не будет. Конечно, кой-кого подмазать придется, тут уже ничего не попишешь, но двух беленьких довольно будет. Вы их мне отдадите, а я сам все устрою.
— Артемий Иванович! Жив, голубчик! — выскочила им навстречу Февронья и бросилась Владимирову на шею. — Герой вы наш!
— Да, да, настоящий герой! — поддакнул Стельмах, обрадовавшись. Он боялся, что спаситель его супруги в награду за свой подвиг и за утаивание истории о том, как, убегая, забыли разбудить тайного агента полиции, потребует руку одной из его дочерей (лучше, конечно, старшей, ведь Стельмах не так ее любил и ее не водили на прослушивание к Рубинштейну). — Супругу мою спас. Я буду ходатайствовать о награждении вас медалью «За спасение утопающего».
— Нет, нет, огласки не нужно, — возразил Артемий Иванович. — Нам, агентам, это не положено.
— Но чем же вас отблагодарить, родимый вы наш? — хлопотал Стельмах, все еще опасаясь заполучить его в зятья. — Февроньюшка говорила, что вы хотите жениться на ней и дело только в средствах? Так это мы устроим. Я сам дам за нею большое приданое, рублей двести. Да мы и по кругу скинемся, у нас тут отличнейшие люди. Вот и Антон Григорьевич чего-нибудь даст. Сколько вы можете дать нашему скромному герою?
На террасу вышел красивый пожилой мужчина с усами в шелковом шлафроке на ватном подбое и сказал, недовольно глядя на свое пальто:
— Пять рублей. Скромному герою — скромное вознаграждение. Надеюсь, что вшей у него нет.
— Это не вознаграждение, это ему на свадьбу с нашей Февроньюшкой. Мы его на даче забыли, а он мою благоверную спас.
Стельмах указал на зардевшуюся кухарку, нежно державшую Артемия Ивановича за руку. Пожарник, который, возможно, до сих пор сидел на дубу, был раз и навсегда отставлен.
— Ну хорошо, господин Стельмах, еще пять рублей, — сказал Рубинштейн, желая поскорее отвязаться от назойливого гостя. — Только учтите, завтра рано утром мне ехать в город, я председательствую на завершении конкурса композиторов и пианистов, и намерен после завтрака привезти сюда к себе на дачу на пароходе жюри и лауреатов. Мне не хотелось бы объяснять им, кто вы все такие, в том числе и этот агент… гм-гм… правительства.
