Его утлое судно содрогнулось от страшного удара, дверь, служившая ему палубой, распахнулась, сбросив его вместе с госпожой Стельмах в воду, и из двери вылезла черная, похожая на гигантскую руку коряга, протягивая ему хорошо знакомый ковровый кармашек с вымокшей подтирочной бумажкой.
— Ох, Святый Господи! — перекрестился Артемий Иванович, вынырнув из холодной воды и хватая за шкирку поплывшую было дальше супругу Стельмаха. — Помилуй меня грешного!
Навалив мадам Стельмах на нужник, Артемий Иванович встал на дно, ухватился за край сортира и, поднатужившись, снял ковчег с коряги, затем запрыгнул на него сверху, сел на свое привычное место ниже поясницы надворной советницы и они продолжили свой путь. За час неторопливого плавания они преодолели почти полторы версты и, судя по встреченному ими могильному кресту и прибившемуся к ним венку, добрались до Свято-Троицкого кладбища. И тут плавание их застопорилось. То ли дальше местность пошла в гору, то ли вода пошла на убыль, но только нужник стал царапать дно, а затем и вовсе встал.
— Проклятье! — закричал Артемий Иванович, как заправский пират, и пригрозил небу кулаком. Идея спасти императора плотно села на мель.
— Миленький ты мой! Спаситель! Господи! Какое счастье! Скорее все сюда!
Оказалось, что они находятся прямо у нижней калитки дачи Рубинштейна, и сам надворный советник Стельмах с фонарем в руке, мокрый и трясущийся от холода, стоит по колено в воде и рыдает, размазывая свободной рукою слезы по щекам.
Артемий Иванович вспомнил, что и сам он тоже насквозь мокрый, что на нем надета одна только женская ночная сорочка с неприличными его полу кружевами, что он сидит верхом на госпоже Стельмах, и оттого тоже затрясся крупной дрожью от стыда, холода и страха.
— Дайте ему скорее что-нибудь надеть! — закричал Стельмах и побежал наверх к даче.
Через минуту он вернулся с великолепным пальто самого Рубинштейна из добротного английского сукна с каракулевым воротником, которое он снял с вешалки в прихожей, и накинул его на плечи Артемию Ивановичу. Прислуга следом за ним спустилась из дома и сняла с застрявшего сортира супругу надворного советника вместе с дверью, на которой ее и унесли наверх через сад.
— Поедемте, дорогой Артемий Иванович, наверх, Антон Григорьевич напоит вас с горячим чаем.
— С коньячком, — добавил Артемий Иванович, лязгая зубами, и вместе со счастливым Стельмахом они пошли к даче.
Перед двухэтажным домом с восьмиугольной башней, в которой находился кабинет Рубинштейна с его любимым роялем, с роскошным входом через террасу с четырьмя колоннами, был разбит великолепный цветник, по которому Артемий Иванович не преминул пройтись, да еще собственным примером увлек туда же Стельмаха, который бормотал, не останавливаясь ни на минуту:
