— Он сейчас живет тут в Бобыльской, у Стельмахов на даче, — Февронья взяла рубль, поднялась из-за стола и попятилась к выходу. — Я поеду, Артемий Иванович, ладно?
— Хавронья! — только и смог прохрипеть Артемий Иванович, видя, как вместе с кухаркой удаляется его единственная надежда на спасение.
— Езжай, езжай! — помахал ей своей лапищей Продеус и взял Владимирова за шкирку. — Значит, на даче живешь? Ну, пошли к тебе на дачу, любезный дружок, побеседуем.
Он выгреб у Владимирова все имевшиеся у того деньги и расплатился с метрдотелем, после чего они в обнимку, словно лучшие друзья, покинули ресторан. Февроньи уже не было, она взяла извозчика и в страхе укатила на вокзал. Через четверть часа Продеус и волочившийся за ним Артемий Иванович дошли до Бобыльского.
— Где? — спросил Продеус и крепко встряхнул Артемия Ивановича.
Тот покорно указал на дом с обрушенной крышей, с увядшими рулонами гортензий, сорванных со стен, и с разбитыми в некоторых окнах стеклами. Войдя внутрь и сев за стол, Продеус поймал Владимирова за лацканы пиджака и притянул к себе. Толстые и сильные пальцы бывшего околоточного надзирателя мертвой хваткой держали пиджак, он приблизил свою грубую красную рожу прямо к лицу Владимирова и сказал, дыша перегаром:
— Ты знаешь, что Петр Иванович тебя любит? Не веришь? А зря, — Продеус скверно осклабился, показав желтые зубы. — Рачковский мне так прямо и сказал: привези, мне дескать, моего дорогого Гурина живым или … эта … хотя бы, значит, не мертвым. Ну что, поедешь?
Артемий Иванович дернулся и почувствовал, как один из лацканов пиджака выскользнул из кулака Продеуса, предоставив некоторую свободу вращаться вокруг все еще удерживаемого Продеусом лацкана. Слегка осмелев, Владимиров спросил, зажмурив глаза в ожидая удара:
— А если нет?
— Не поедешь? Га! Поедешь! — рыкнул Продеус. — Вприпрыжку побежишь!
Его незанятый пиджаком кулак оказался в неприятной близости от носа Артемия Ивановича, но тут за стеной дома раздалось лошадиное ржание, всхрапнула еще одна лошадь и стали слышны мужские голоса, которые что-то бурно обсуждали.
— Кто это еще? — Продеус прислушался к голосам, раздавшимся снаружи дома, и цыкнул на Артемия Ивановича, открывшего было рот.
— Я же говорил его превосходительству, что нет тут никакой башни! — говорил голос исправника прямо под окном. — Может, ты знаешь, где тут башня с золотой маковкой?
— Нету тут никаких башен, вашбродие, — отвечал кто-то, то ли урядник, то ли сам становой пристав. — Ни с маковкой, ни без маковки.
