Миновали поле, втянулись в лес. Глаза, привыкшие к темноте, сразу ухватили длинные вереницы повозок, а в глубине на расчищенных полянах и глубоких просеках ряды танков со вздернутыми стволами орудий. Экипажи таскали срубленные березки, маскировали свои боевые машины. Стучали лопаты и ломы. Глубже в лесу ухали, с треском ломая сучья и подрост, падающие деревья. Что за части и что за подготовка, непонятно.
По лесу двигались около часа. Снова вышли на простор. Но и тут тоже везде шли земляные работы.
На опушке окапывался дивизион гвардейских минометов. Трехосные ЗиСы с зачехленными рамами пусковых установок один за другим заезжали по пологим аппарелям в глубокие копани и замирали там. Взревывали моторы, скрипели натужно тормоза, слышались команды и бестолковая брань, а то простое солдатское: «И-р-раз-два! Братцы, взяли!»
— Видал, сколько техники понагнали! — Нелюбин восхищенно оглядывался по сторонам. Взводный-2 догнал голову колонны, чтобы узнать у ротного, далеко ли еще идти. Но тот двигался где-то в середине колонны.
— Да, Кондратий Герасимович, скоро начнется…
— Вот только зачем тогда нас отводят?
— Маневр.
— Не знаю. Солодовников, я думаю, тоже не знает. Скоро рассвет, остановимся. Так что уже недолго.
— Только большое начальство будет знать, что да куда. А наше дело — двигай туда, куда приказано.
— Это да.
— Народу-то сколько! Эх, если ударит!..
— А ты что взвод бросил? Солодовников увидит, вспомнит тебе все твои грехи.
— Э, Сашок, мои грехи всегда при мне, — засмеялся Нелюбин. — Я что к тебе пришел. Радостью поделиться. Думал, потерпеть до утра, а сил нет. Сказать кому-то надо. А кто у меня в роте первый друг и боевой товарищ? Да Сашка Воронцов! — По всему было видно, что Нелюбин сильно возбужден, что его распирает какая-то радость.
— Тихо ты. Бойцы вон оглядываются.
— Авдей мой отыскался, — зашептал Кондратий Герасимович. — Авдей! Сын! Вчера вечером, когда вы с Иванком ушли, старшина письмо принес. От Авдея письмо!
— Жив-здоров?
— Воюет! Гвардии старший лейтенант! Командир взвода танков «Клим Ворошилов»! Я ж тебе говорил, что он у меня танкист! — Голос у Нелюбина дрожал от волнения.
— Как же он тебя разыскал?
— А так. Моя сестра, Сима, старшая, Авдеева тетка родная, в Москве живет. На фабрике конфетной работает. Еще девкой туда уехала. Справку из колхоза выхватила и — только юбка мотанулась! Комнату фабричную имеет. Замужем. Мужик ее тоже на фронте. И вот я ей, в мае еще, письмо отписал. А точно адреса не знал! Так, наобум лазаря: фабрика имени товарища Бабаева, Санкиной Серафиме Гавриловне… И что ты думаешь! Дошло! Отыскала моя солдатская весточка сестрицу мою родимую. Началась у нас переписка. А тут и Авдей ей письмо прислал. Тоже, видать, затосковал по родне. Нелюбичи-то под немцем. Некому больше писать. Переправила ему Сима мою полевую почту, и вот — письмо пришло! И, чует мое сердце, Авдей где-то тут рядом с нами. Может, там, в лесу его часть стоит.
