Таня привыкла быть «новенькой». Ягодновская школа была седьмой по счету, в которой ей приходилось учиться, поэтому девочка не испытывала робости.
— Познакомьтесь, ребята, — сказала Прасковья Егоровна, — Таня Самарина. Она будет учиться в вашем классе. Таня — эвакуированная. Отец Самариной на фронте. Командует полком. — Класс восхищенно загудел. — Мама будет преподавать в нашей школе химию… Куда же тебя, Таня, посадить?
И тут случилось невероятное. Такого еще никогда в Прошкином классе не было. Девчонка сама попросила, чтобы ее посадили с мальчишкой.
Нет, никто не ослышался. Таня именно так и сказала:
— Прасковья Егоровна, разрешите мне сесть с Прохором Берестняковым?
Класс замер.
— Хорошо, Таня, садись, — разрешила классная руководительница.
Прошка сделался красным, как рак, вынутый из кипящего навара. Он глаз поднять не мог, а в душе — ликовал.
Он стоял, потупившись, но все равно видел, как Таня Самарина подошла к его парте, как стала рядом с ним.
Прасковья Егоровна ушла.
— Садитесь, — сказала Ксения Васильевна и стала продолжать прерванное объяснение.
Тут только Прохор осмелился взглянуть на соседку. Их глаза встретились. Таня улыбнулась. Прохор не выдержал и тоже ответил улыбкой.
Тишины такой даже на уроках директора не было, но Ксению Васильевну почти никто не слушал. Учительница поняла состояние ребят. Она велела записать им домашнее задание, а остаток урока расспрашивала Таню, где та жила и в каких школах училась, как добиралась до Ягодного.
Девочка рассказывала просто и интересно. Она прекрасно знала, что никто из теперешних ее товарищей не смог увидеть и узнать столько, сколько довелось увидеть и узнать ей. Но в ее рассказе не было ноток хвастовства, ни единого намека на какое-то превосходство. Класс оценил это качество новенькой. Пропала настороженность, вежливая холодность, недоверие. Ребята по немому согласию приняли новенькую в свою среду и, не скрывая своих симпатий к этой не по летам развитой девочке, стали забрасывать ее вопросами. И только три человека делали вид, что им наплевать на белоликую городскую девочку и на ее рассказы: сестры Нырковы и Юрка Трусов. Нырчихи сидели надутые и обиженные, а Трус скептически щурился и старался многозначительными подмигиваниями найти себе единомышленников. Но они не находились. Тогда Трус выбрал момент и решил «подковырнуть» Таню. Она только что рассказала, с каким трудом им с мамой пришлось добираться до Ягодного. На чем только не пришлось им ехать: на попутных машинах, на товарняках, на лошадях и даже на танках, которые отходили от Калуги к Москве.
