— Скажи-ка, почему ты сменила фамилию? — спросил он.
— То есть после замужества?
— Нет, вместе с Биллом.
— Не хотелось различаться. А кем бы ты предпочел быть, де Валле или Ковальчиком?
— Логично.
— Знаешь, Билл переживал. Его агент заставил.
— Сейвори?
— Дескать, Ковальчик — нечто непроизносимое.
— И слишком инородное.
— Угу. Видно, Билл не вполне осознавал последствия своего переименования. Знаешь, он даже не предполагал, что книга превратится в серию бестселлеров. Наверное, думал, что через какое-то время опять станет Биллом Ковальчиком, ан не тут-то было.
— Помнится, рассказы, которые он показывал, не имели никакого отношения к этой муре в стиле «кошки-мышки». Нет, чуть ли не авангардизм.
Она кивнула.
— Поэтому его первая книга меня удивила.
— Меня тоже, — сказала Карлотта. — Но, если честно, мне было плевать. Не смотри так. Теперь его книги мне нравятся. Но тогда я триллеры не читала. И сейчас не читаю, только Билловы.
— А что читаешь?
— Да всякую всячину. Чтиво про писаных красавцев в килтах и бледных дев, что трижды в час шлепаются в обморок, про влагу чресел, трепет членов и прочее.
Пфефферкорн рассмеялся.
— Главное, чтоб в конце герои галопом ускакали в туманную даль.
— Теперь знаю, что дарить тебе на день рождения.
— Красавца? Или книжку?
— Красавец мне не по карману.
— Говорят, если брать почасово, вполне доступно.
— Ладно, выясню, — сказал он.
— Не премини. — Карлотта отпила вино и провела языком по зубам. — Билл неколебимо стоял на том, что его работу нельзя назвать творчеством.
— Да ладно.
— Ей-богу. Он говорил, что мастерит стулья. «Каждый день отправляюсь в цех, встаю к верстаку и строгаю, клею, ошкуриваю. И вот извольте получить ладный, крепкий стул. Как раз под вашу задницу, вполне удобно. Когда насидитесь, у меня будет готов другой стул, в точности такой же. И все путем». Наверное, он считал важным разграничить.
— Что и что?
— Искусство и ремесло. Твое дело и его дело.
— Больше не хочу об этом говорить.
— Речь не о том, что он был неспособен к творчеству. Нет, просто сделал осознанный выбор. И хотел провести грань. — Карлотта вновь прихлебнула вино. — Не знаю, стоит ли говорить… Хоть все уже в прошлом… — Она поежилась. — Билл еще кое-что затевал. Серьезный роман.
— Лихо, — сказал Пфефферкорн. — О чем?
— Не знаю. Даже не уверена, есть ли какие-нибудь наброски. Лишь пару раз о нем обмолвился. Думаю, его страшило, как другие воспримут роман.
Пфефферкорн понял, что речь о нем.
