«Сколько сейчас времени?» – внезапно подумала она. Часы оставила вчера в каюте, предполагая туда вернуться, да так за ними и не зашла, когда сбежала с приема. Спрашивать у мужчин не хотелось. Судя по полному отсутствию людей на улицах, очень рано: часов пять, наверное.
Они вышли на набережную. Издалека было видно, как на «Святой Терезе» суетятся матросы: приводят все в порядок после ночного нашествия. Увидев подходящих хозяина судна, капитана и женщину, которую все искали почти половину ночи, замерли на своих местах. Вадим, Ольга и дядя Женя молча поднялись по трапу. Ольга шла с опущенной головой, ни на кого не глядя: ей было неловко перед ребятами.
Вадим открыл дверь на нижнюю палубу и пропустил ее вперед.
– Спускайся ко мне в кабинет, – сказал он. – Там открыто.
Потом повернулся к капитану:
– Дядя Женя... Шалашкину – премию. Два... нет, полтора оклада. И должность старшего матроса.
Он говорил тихо, но Ольга услышала. Перевела дух и заспешила по коридору к кабинету Вадима. Дверь действительно была не заперта...
Вадим глядел на нее исподлобья. Он дождался, пока стюард расставит на столе чашки с кофе, тарелки с тостами, вазочки с икрой, маслом и джемом и выйдет. Только потом спросил:
– Ты ничего не хочешь мне сказать?
– А?..
Она замерла. Заломило виски, сердце сковало холодом.
Ты ничего не хочешь мне сказать?
Дежа вю. Оно, проклятое, преследует ее, в самые неподходящие моменты возвращая к «маленьким трагедиям» ее жизни. Маленьким для кого-то – возможно. Но не для нее.
Глаза против воли наполнились слезами. Сдерживаясь изо всех сил, она медленно повернула к нему лицо и встретилась взглядом.
– Что?! – перепугался он и приподнялся, – что?!! Ты ничего не хочешь мне сказать?
Это спросила она, там и тогда, в прошлой жизни, черта под которой подведена. А что ей ответили? Она прекрасно помнит...
– Смотря что ты хочешь услышать, – сказала она побледневшему Вадиму. Ее голос почти не дрожал.
...Сколько раз она слышала эту фразу в американских фильмах, чаще всего мелодрамах, которые они смотрели с мужем, сидя (или лежа) на диване, обнявшись, под пледом. Фраза, со всеми своими вариациями, да и ситуации, в которых она произносилась, Ольгу раздражали до крайности, казались заезженными, банальными, надуманными, «мыльными». Звучание этой фразы в фильме являлось для Ольги критерием профессионализма сценариста и режиссера; если она слышала ее в соответствующем антураже (жена/муж узнает о связи мужа/жены с другой женщиной / другим мужчиной, и происходит выяснение отношений), она сразу засыпала где-то в области мужниной подмышки: дальнейшее развитие сюжета становилось неинтересным. В фильмах иных жанров Ольга эту фразу просто не замечала или признавала органичной... Но в мелодрамах с адюльтером... Все понятно, говорила она и зарывалась в мужа с намерением поспать.
