Занятия в школе закончились. Брат Джой, Скотт, отправился в футбольный лагерь, а ее родители, как и каждый год, уехали к заливу Сан-Франциско, чтобы провести две недели с семьей миссис Ривера. Джой после долгих ее упрашиваний и тонких интриг разрешили остаться с Би-Би Хуанг, однако каждую свободную минуту она проводила у мистера Папаса, пытаясь научиться записывать музыку Шейры для фортепиано. Ее лихорадочное нетерпение делало эту и так-то сложную задачу еще более сложной: язык музыкальных обозначений она усвоила довольно быстро, а вот преобразование синих деревьев и крохотных драконов Шейры в черные закорючки на замусоленном листе нотной бумаги доводили Джой до приступов отчаяния и припадков ярости.
— Почему вы-то не можете этого сделать? — снова и снова стенала она, обращаясь к Джону Папасу. — Запишите мою игру на магнитофон и через десять минут у вас будет готова нотная запись. Почему именно я должна заниматься этой писаниной?
— Потому что именно ты слышишь музыку, — отвечал ей несокрушимо спокойный Джон Папас. — Потому что ты особенная. Я не слышу музыку так, как ты ее слышишь, может, когда-то и слышал, а теперь уже нет, оттого я и играть не могу. И вообще, это на самом деле грех, позволять кому-то другому записывать то, что чувствуешь и слышишь ты. Грех, ты лишишься индивидуальности и кончишь, как я, продажей банджо. Давай-ка повнимательнее, по-твоему, это тактовая черта? Виляет из стороны в сторону, как я, когда возвращаюсь от Провокакиса. И сколько раз я тебе говорил, флажки, обозначающие длительность — половинную, четвертную, одну шестнадцатую, не важно, — всегда ставятся справа от нот. Давай, давай.
Так он натаскивал ее, поддразнивал, улещал и изводил, пока Джой вдруг, к собственному удивлению, не увидела Фириз, глядящую на нее сквозь линии нотного стана, и не ощутила в пальцах, рассыпающих по бумаге ноты орнаментики, смех ручейной яллы. Я, может, и справлюсь с этим, Шейра. Абуэлита, я, может быть, все сделаю правильно.
Когда она насмелилась сказать это Джону Папасу, он долгое время смотрел на нее, прежде чем ответить голосом на удивление нежным:
— Не-а, правильно, Джозефина Ангелина Ривера, не получится никогда. В этом мире, в том, все едино. Тебе никогда не заставить людей увидеть то, что видишь ты, почувствовать, услышать то, что ты слышишь. Ноты тут не помогут, слова тоже, краски, бронза, мрамор — ничего. Если тебе повезет, может быть, сумеешь подобраться чуточку ближе, самую чуточку. А
