— Mierda! — сказала Абуэлита. — У меня же сегодня осмотр, а я и забыла. Им всегда так не терпится выяснить, сколько времени я еще буду занимать тут кровать.
Она помахала служительнице и, повернувшись к Джой, нежно взяла ее лицо в ладони.
— Послушай, Фина, мне нужно обдумать то, что ты рассказала. Просто немножко подумать, понимаешь? — Джой кивнула. Абуэлита продолжала: — В этом месте, в Шейре, ты там нигде Abuelo Рикардо не видела? Нет. Ну, ладно.
Она еще раз помахала рукой и крикнула:
— Мы идем, Senorita Эшли! Не надо так бегать, заработаете сердечный приступ, а свалят все на меня!
Шли дни. Джой ходила в школу, общалась, относительно мирно, с родителями, когда те бывали дома, то и дело ссорилась со Скоттом, от случая к случаю ночевала в доме Би-Би Хуанг, несколько вечеров в неделю проводила, помогая по хозяйству, в «Музыке Папаса» и обзавелась привычкой вглядываться в глаза уличных музыкантов, бездомных бродяг и пошатывающихся, полусумасшедших нищих, каковых, согласно постановлению городского совета, в Вудмонте не существовало. Ни одного Древнейшего она так больше и не повстречала, но поисков не прекращала.
Индиго не вернулся. Джон Папас, шаркая, бродил по магазину, непривычно раздражительный, часто удаляясь в свой кабинетик для телефонных переговоров, как правило, длительных и ведшихся всегда по-гречески. Нередко он прерывал обычную работу Джой, чтобы дать ей импровизированный урок музыки, постоянно повторяя: «Пиши, пиши, нужно записать то, что ты слышала там, в том месте. Что толку слышать, если записать не умеешь?». Джой старалась, как только могла, не забывать о трезвучиях и обиходных ладах, децимах, малых септимах и квинтах, однако слова, цифры да и сами фортепьянные клавиши, казалось, имели столь далекое отношение к воздуху, которым она дышала на Шейре, что у нее часто опускались руки и она вылетала из магазина, хлопая дверью так, что дребезжали старые стекла витрины. Но на следующий день возвращалась. Больше пойти ей было некуда.
И еще она боялась попытаться вновь побывать на Шейре. Дни проходили, Индиго не появлялся, и Джон Папас все чаще возвращался к одному и тому же разговору:
— Ты когда-нибудь думала попытаться еще раз найти это место, Границу? Просто, ну знаешь, — просто попытаться?
Джой кивала, отворачиваясь от нотных альбомов, которые расставляла по полкам.
— Все время. Практически, каждую минуту.
Джон Папас отводил взгляд и, закрепляя колок на шейке гитары, бормотал:
