Лорда Синти она встречала обычно, когда менее всего ожидала. Ей так и не удавалось услышать либо увидеть его, пока он не обнаруживался бок о бок с нею. Иногда он был дружелюбен и разговорчив — для Синти, то есть — иногда далек, отрешен и настолько спокоен, что она начинала ощущать себя дурочкой, слегка пугалась и не могла понять, на что она ему сдалась. И все-таки выпадали мгновения, когда она вдруг слышала разумом его голос, даром, что самого Синти нигде видно не было, предупреждавший ее о близком рое перитонов или о том, что в Закатный Лес заползла джахао. Однажды, валяясь на животе у маленького, затененного прудика — ей нравилось пожевывать здесь стебли клевера, прихлебывать прохладную, чистую воду и ни о чем решительно не думать, она увидала в воде, рядом со своим лицом, изрябленное ветерком отражение его головы и совершенно отчетливо услышала, как он произнес: «Помоги мне, Джозефина Ривера». Однако, когда она села и обернулась, с ней осталась только музыка его ухода.
Несколько раз она издалека видела Индиго, неизменно в обличие единорога, но поговорить с ним смогла лишь однажды. Вскоре после ее появления в Шейре, Ко сводил Джой в аскетичную почти до голизны горную лощину, в которую Джой быстро влюбилась. Путь, ведший в лощину, был крутоват, однако Джой часто забиралась туда, чтобы посидеть среди нагромождения огромных камней, образовавших на редкость удобное подобие кресла, смотреть на дымчатые спины походивших на крылатых рыб птиц, почему-то часами паривших всегда над одним местом. В вечном изобилии Шейры, место, в котором смотреть, кроме неба, камней и далеко внизу поблескивающей реки, было не на что, странно умиротворяло ее. Ко раз за разом предупреждал ее, чтобы от воды, в которой таилась речная ялла, она держалась подальше, и Джой усердно блюла его заветы до самого послеполудня, в который увидела у кромки воды Древнейшего.
Миг, и она полезла вниз по камням, обдирая колени и ладони и не обращая на это никакого внимания. Расстояние было слишком велико, чтобы отличить одного белого единорога от другого, однако, спускаясь, Джой насмешливо повторяла себе: «Да он это, он, вот увидит меня и тут же смоется — по этому и узнается Индиго».
Это и впрямь был Индиго, но только никуда он не смылся. Он стоял, глядя на стремительно текущую воду, неподвижный, сухощавый для своего роста и странно темноватый под прямым солнечным светом. Джой, робко приближавшаяся к нему, замерла, когда из прибрежного водоворотика поднялась гладкая золотистая голова на высоких плечах. Лицо у речной
