«Итак, я орел с воробьиными крыльями. С пеленок рос словно раб своего отца, Макла. О матери я ничего не знаю: или она бросила отца, или она умерла в больнице, или сам отец убрал ее. Я даже не знал ее имени, хотя спрашивал его не раз. Я рос под дулом пистолета моего отца, словно заключенный: шаг влево, шаг вправо — расстрел, как лагерные в Советском Союзе, не лучше. Единственное, за что я благодарен своему отцу, так это то, что он научил меня точности. Мои игрушки были пистолеты, наручники, винтовки, чемоданчики с красными кнопками (игрушечные, к счастью), а куклы: вампиры, трупы, убийцы. Он хотел вырастить из меня хладнокровного убийцу, способного убить президента просто так, ни за что, просто похвастаться перед народом, какой ты герой и смельчак, ради понта. Каждый день рождения он дарил мне не клоунов, как всем, не зайчиков и даже не фотоаппарат, а очередную винтовку М-16 с пластмассовыми пулями или фильм про какое-нибудь убийство или заговор. Все мои сверстники читали прекрасные книги про пиратов, путешественников, принцесс, а у нас дома была одна единственная книжка, которую отец приобрел где-то в детстве, называется „Освальд. Путь к убийству Кеннеди“ или что-то в этом роде, я ее недавно лишился и рад этому. Книжка была написана какими-то бульварными авторами, которые спешат писать о всякого рода сенсациях: убили кого — они рады книжку чиркнуть. Я скажу честно, эту книгу мой отец считал настольной, и я прочитал ее раз десять от корки до корки, естественно не по своей воле. Сказать честно, меня этот полуумный Освальд просто бесил, фантазии у него никакой не было, да и книга эта долбанная оказывала на меня не то воздействие, которое хотел отец. Я никогда не хотел никого убивать, меня пугала вскрывающаяся кожа и потоки крови, выпавшие из орбит глаза и человеческие мозги. Когда отец отдал меня в школу, я был каким-то отколышем от общества, никто меня не то чтобы не любил, но и не хотел познакомиться, я знал, никто не понимал хода моих мыслей: ведь не знал я ни одной нормальной детской книжки. Но со временем я нашел мальчишку, который был заинтересован тем же, что и навязывали мне. Но моя дружба была непродолжительной, потому что после того, как я дал ему свою грязную книгу почитать и он ее прочитал, я понял, что он садист. Так прошло мое серое детство. Что меня увлекало в средних классах, так это история, эта многоликая наука, я мечтал кончить школу, потом Гарвард и стать адвокатом или историком, или, что маловероятно, губернатором или даже президентом-демократом. Но между мечтой и реальностью стояла непробиваемая стена, которую возвел отец. Я имел всего доллар в день на карманные расходы. Но я не тратил деньги, а копил нужную сумму. Я хотел уехать в Даллас от всей этой чепухи и начать свою карьеру. Почему туда? Да я просто не знал других городов. Я бы и уехал, потому что деньги уже были собраны, но тут я встретил ее, Кейти, и она перевернула в моей душе все окончательно и бесповоротно. Я влюбился в первый раз в своей сознательной жизни в эту прекрасную непосредственную пятнадцатилетнюю блондинку с большими сияющими добром синими, словно море, глазами. Я только тогда понял, ради чего создана была моя жизнь, и я потратил все свои сбережения на подарок ей. Это была девушка, не похожая на всех других, она способна была выслушать и понять меня и однажды я собрался с духом и выплеснул ей всю свою душу. Я боялся, что она бросит меня, а она достала из своей сумки толстую книгу с надписью золотыми буквами и старинным переплетом. Это была „Война и мир“. Я читал ее с фонариком под одеялом по ночам. И еще украл у нее вот этот листок, про князя Андрея под Аустерлицем. Такое небо… Это я, тот князь. Потом она давала мне и другие книги „Ромео“, „Отелло“, „Ярмарку тщеславия“. Они все были такие интересные, но это небо Аустерлица „с плывущими по нем облаками“ затмило все. Я ей своего „Освальда“ тоже показал и она прочитала, и еще сказала, что ненавидит больше всего толпу в этой книге. Все было прекрасно, мы понимали друг друга, но отец, как всегда, все испортил. Нам было тогда по 18. Благодаря проделке отца, Кейти и встретила мистера Ра-Хорахте, влюбилась и вышла за него замуж, а я как всегда, ненужная вещь, тряпка, о которую можно вытереть ноги, остался один. Но отец, как ни странно решил помочь. Чарльз, прокурор, был его лучшим другом, так вот они и завели против этой парочки дело. А отец всеми силами собирался приспособить меня в мафию, чтобы я был с ним заодно, а я всеми силами отказывался, ведь я не хотел Кейти никакого зла. Но отец поставил меня в безвыходное положение своим ультиматумом: или я сотрудничаю с отцом, или мне крышка. Последнее не обещало счастливых перспектив, и я согласился. И вот однажды отец послал Кейти в Россию, я меня ее перехватить и арестовать, а ее муж поехал за ней и я был рад срыву плана. Ра-Хорахте купил яхту и они поплыли до Александрии, а я присоседился, чтобы сбежать от отца. Но уже рядом с Александрией случился шторм и каждый спасался как мог. Я спасся. Я шел по берегу и увидел Ра-Хорахте. Он нес на руках Кейти и сильно хромал. Я решил помочь ему, но высказаться по-культурному не сумел и оскорбил лишь его. Он бросился на меня своими обвинениями и унизил мое достоинство так, как никто раньше не унижал. Тогда я смог сделать самое страшное. Я столкнул его со скалы. Я стал страшным обманщиком перед Томом, Джеральдом и даже перед Кейти. Я не смог сказать ей в глаза, что я сделал. Ужасное чувство объяло мою душу, сердце сжалось до маленьких размеров и что-то крутилось во мне, готовое вырваться наружу. Я трус, я сбежал в Даллас, подбив Кейти ехать со мной. Даллас — город моей мечты, я всегда стремился туда, купил себе там я дом у наконец-то почувствовал себя взрослым человеком и хозяином. И все было бы прекрасно, но счастье нельзя силой держать у себя. Она предала меня. Она смогла сделать это, но я ее понимаю, сам виноват. Счастье не удержишь, если оно вылетает. Я был зол и гневен, узнав о предательстве, и готов был их всех, даже ребенка, расстрелять. Но это эмоции. Я смиряюсь с тем, что мне дают. Я успокоился. Бунт в тюрьме не поможет. Поймите меня, я просто хотел быть вполне хорошим, иметь человеческую жизнь, а вся толпа затоптать готова».
