Большая игра | страница 8
— Я слышал, что вы студент восточного факультета. А позвольте узнать, какие языки вы изучаете?
— Арабский, персидский, турецкий, если вам угодно.
— А известен ли вам эфиопский язык?
— Эфиопского я почти не знаю. Но что вам, собственно говоря, от меня нужно?
— Еще один вопрос. Не знаете ли вы здесь, в Петрограде, человека, который владел бы этим языком вполне свободно?
— Кроме бывшего русского посланника в Хабеше, который уже года два-три как вернулся в Петроград, никого не знаю. Да и посланника знаю только по имени.
— Позвольте узнать, кто преподает этот язык на вашем факультете?
— Со времени моего поступления в университет этот язык у нас не преподавался. А почему, собственно говоря, вас это интересует?
Вуд как будто не расслышал вопроса.
— Не знаете ли вы случайно, кто преподавал этот язык до вашего поступления в университет?
— Эфиопский язык преподавал профессор Панаев. Вы, вероятно, восточник?
— Панаев? Ах да! — вспомнил Вуд. — Этот безрукий?
— Нет, совсем не безрукий, то есть у него две руки.
— Да нет!
— Могу вас уверить. Правда, близко я его никогда не знал, но бывал на его лекциях и видел неоднократно.
Вуд снова сморщил лицо в приветливую улыбку.
— Позвольте теперь объяснить вам мою назойливость. У меня сохранился очень древний документ, написанный, по преданию, на эфиопском языке. Мой предок Матвей Шарыгин еще при Елизавете вывез документ, который якобы заключает точные указания на местонахождение зарытого клада. Я тщетно пытался в Киеве отыскать человека, знакомого с этим языком. Если бы вы помогли мне, я был бы вам сердечно обязан.
— Вот в чем дело! Это действительно любопытно. Может быть, я попытался бы. У вас при себе этот документ?
— К сожалению, не захватил.
— А вы занесли бы его ко мне как-нибудь!
— С удовольствием. Вы позволите ваш адрес?
— Литейный, тридцать два, квартира четырнадцать, к вашим услугам. Заходите в воскресенье, часов в шесть.
— Благодарю вас, зайду непременно..
Вуд с благодарностью пожал руку Свехновицкому, расплатился и вышел.
Студент вернулся к своему столу.
— Отчасти это даже нетактично — сообщать незнакомым людям про свою квартиру, — сказал оборванец, с иронией прищурив глаза, — так очень даже просто и на борзого клюкнуть-с! Так с вами и работы никакой-с. На том и простите-с.
Он встал, покачиваясь, и застегнул порванное пальто на все пуговицы.
— Оставь его, Сигизмунд, — сказала женщина студенту, и оборванец, размахивая тросточкой, весело поклонился и выбежал из пивной.