-- Да так, Федот Иваныч; не пристойно нам, малым людям, вравне с богатыми компанию держать, -- вежливо отвечал Василий, выламывая стакан.
-- Поруху она чести моей великую нанесла, -- ораторствовал дядя Федот. -- Опять же, в бедности такой находимшись, Козлиха богатому человеку должна уважение всякое воздавать, а она вот куда затесалась -- в брань! Ежели бы она с старухи моей за лютость ее не взыскала, я к ярке-то ее баранчика своего еще бы придал; а она, про богачество мое позабымши, сама, сказываю, при бедности при своей пустилась в брань.
-- В брань? -- раздавалось в толпе. -- Ах ты господи!
-- Следствует ее теперича сюда привесть и наказание мирским судом положить, -- за то я вас и пою, -- закончил дядя Федот.
-- Как не наказать? -- согласно запел хор. -- Бабенка она вдовая, убогая; уму-разуму беспременно научить ее надоть.
-- Мы это живо скомандуем! Мы ее, Козлиху безрогую, с одного маху сюда предоставим, -- улыбался сторож, накидывая на плечи дырявый армячишко.
-- Ббу-у-у! Трры-рр-ры! -- заревела пьяная толпа на предоставленную с одного маху Козлиху.
-- Ты какими делами занялась? -- азартно спрашивал ее писарь.
-- Почто ты людей почище себя обижаешь? -- кричали из толпы.
А Козлиха стоит так-то, сама в землю потупилась, красная вся. И конфузно-то ей и досадно, потому зло взяло, что за ее же добро ее же и судят теперь на миру и ругают.
-- Православные! -- взмолиться она было со слезами попробовала, -- вы ведь все хресты носите...
А сама перед крыльцом наземь упала, как бы в ноги всему сходу кланялась.
-- Вот, сейчас умереть, пречудная бабенка какая! -- с насмешливой улыбкой толковал Козлихе арестовавший ее сторож. -- Нечего в ногах-то валяться, а лучше штраф приготовь поскорей, потому без штрафу тебе быть невозможно. Рази не видишь, глупая, какая тут махина вина выпита? Должна ли ты после того нас угостить, али нет? Сказывай?
-- Васильюшка! Кормилец ты мой! Где же я теперича возьму этот самый штраф?
-- Ах ты голова с мозгом! -- возражал ей Василий. -- Рази мир-то без угощения когда расходился? Ему, уж коли он собрался, вот как надобно выпить -- вплоть!
-- Веди-ка ты ее, Василий, без разговора в чулан, -- скомандовал писарь. -- Мы ее там ублаготворим. Перестанет она с богатыми людьми в ругательство вступать.
-- Отец родной! Микита Иваныч! -- завопила Козлиха. -- За какую же провинность в сарай меня весть велишь?
-- Разговаривай! -- крикнул писарь.
Сторож как бы колебался тащить бабенку.
