Возможно, в этом письме не было ничего особенного. В основном оно рассказывало об обычных вещах и мелких событиях дома. Однако оно придало мне новые силы и надежду – я начал думать о жизни там, на Севере. Все это было чудовищно далеко от жизни фронтового солдата. Письмо помогло мне погрузиться в счастливые грезы, как только я присел под стеной амбара. Держа письмо в руке, я начал думать о том, как поживают мои домашние и друзья. Полтора года из дома не приходило ни единой весточки. Недоумевая, я смотрел, как другие мои соотечественники получали письма из Швеции, слушал, как они читают и пересказывают содержание в перерывах между боями и маршами. Письма шли довольно долго – месяц или даже больше, но все же они оставались связующим звеном с домом, по которому я скучал.
Как и все остальные, я вконец вымотался. Неделя тяжелых непрерывных боев, почти без сна, среди рушащихся домов, грома разрывов, разорванных человеческих тел в грязи, огне, дыме и крови, высосала из нас все силы. Ужасные образы, словно огненное клеймо, жгли мозг. Но все это: усталость, апатия, взвинченные до предела нервы – внезапно куда-то исчезло. Все воспоминания о предыдущих днях, о войне на время пропали. Сейчас я был снова дома с моими родными и друзьями. Я снова ходил по добрым улицам Старого города и Южной стороны. Мои мечтания продолжались, пока меня не победила усталость, и я уснул прямо там, где сидел, теперь мне снился далекий Стокгольм.
Нам приказали отодвинуться еще дальше в тыл, чтобы оправиться от последних тяжелых боев. Эта передышка стала одним из незабываемых периодов восстановления между изнурительными сражениями. Мы как будто заново родились и снова могли драться с прежней силой, словно пошли на фронт в первый раз. Приказы стало легче выполнять, время от времени мы проводили учения, чтобы не слишком облениться. Иначе говоря, все стало по-шведски: немного медленно, не слишком тяжело и больше походило на первые тренировки новобранцев. Это не походило на обычные изматывающие учения эсэсовцев!
Наступили славные времена, нам хватало масла, сыра, яиц, ветчины и всяких сельских деликатесов. Фермеры довольно улыбались, смотря на то, с каким аппетитом мы поглощаем еду. Условия жизни стали вообще почти роскошными. Например, одного из наших офицеров было довольно сложно найти с тех пор, как он познакомился с симпатичной маникюршей, эвакуированной из Берлина. Нужно было ехать в деревню, где она жила, и искать его в пещере «львицы» с платиновыми волосами. Там он, скорее всего, наслаждался маникюром, педикюром и, вероятно, всякими другими приятными радостями.
