– Ой вы, донские казаки, охотники,
Вы донские, гребенские со яицкими… [36]
Сердце Феди билось с неудержимою силою. Он смотрел на Ермака с обожанием. Ему хотелось теперь, сейчас, оказать какую-нибудь такую услугу Ермаку, чтобы он запомнил его, Федю, навсегда и приблизил к себе.
Ермак стоял и смотрел вдаль. Казалось, его взгляд шел дальше озора, прохватывал и то, что было в татарском стане Кучума.
– Если бы знать, что у них на душе теперь, – тихо, как бы про себя, сказал Ермак.
Федя услышал его слова. Он хотел слушать дальше, но из леса опять долетел веселый припев:
– Ой вы, донские казаки, охотники,
Вы донские, гребенские со яицкими…
Федя понял, что перед ним случай, который никогда не повторится. Он один, с глазу на глаз с Ермаком! Ему надо что-нибудь сделать! Федя мысленно призвал на себя благословение Божие и незаметно перекрестился.
Он сделал шаг к Ермаку и стал против него.
– Атаман! – сказал он, и голос его надломился и пресекся от сильного сердцебиения.
Ермак повернул голову на мальчика и нахмурился.
– Что скажешь, станица? – сказал он.
Песня опять донеслась припевом из леса и сбила все то, что хотел сказать Федя Ермаку.
– Атаман, – повторил он, и лицо его, загорелое и смуглое, потемнело от смущения.
– Я слушаю.
Ермак смотрел на Восяя, ставшего подле Феди и как будто старавшегося помочь своему хозяину сказать то, что он хотел сказать атаману.
– Дозволь мне пойти ночью в стан татарский и разведать, что у них на душе лежит.
Лицо Ермака прояснилось. Тихая улыбка на мгновение шевельнулась в углах его губ.
– Молод ты, станичник, и неопытен, – сказал Ермак.
– Дозволь, атаман, испытать мои силы… А что молод, – торопился, смущаясь, сказать Федя, – так и ты, Ермак Тимофеевич, чай не старше меня был, когда ходил в Казанскую крепость разведать, где стоит башня с порохом.
Выпалив сразу свою смелую речь, Федя растерялся и стоял теперь, опустив голову и теребя шапку лисьего меха.
– Чаю, был постарше тебя, – усмехаясь довольной усмешкой, сказал Ермак. – Который тебе год?
– Шестнадцать, – пробормотал Федя.
Ермак долго смотрел на мальчика и любовался его милым смущением. Потом быстро по-татарски спросил:
– Ты говоришь по-татарски?
– Да.
– Когда сменишься, приходи в мой шатер.
– Слушаю.
Ермак повернул круто лошадь в лес и быстро скрылся в листве.
* * *
В шатре у Ермака под иконою горела восковая свеча. Ермак сидел на ящике и о чем-то крепко думал, ероша густые седеющие волосы. Очередной казак пропустил Федю в палатку и задернул ее полы.
