Вот
и судите после этого, была ли николаевская «Московия» всего лишь досадным
эпизодом русской истории Нового времени.
«Новая
национальная схема»?
Так или иначе, лишь окинув свежим взглядом историю николаевской
России, понял я наконец, что, собственно, все это время делал, борясь с мифами.
В действительности с самого начала пытался я осуществить завет Федотова,
разглядеть во мгле прошлого очертания новой парадигмы русской истории. Помните
его жалобу: «нет архитектора, нет плана, нет идеи»? Идея, по крайней мере теперь,
есть. И состоит она в следующем.
Не может
быть сомнения, что Россия способна к европейской модернизации. Она вполне
убедительно это продемонстрировала уже на самой заре своего государственного
существования. Тогда, всего лишь через два поколения после Ивана III, ее
либеральная элита добилась Великой реформы 1550-х, заменившей феодальные
«кормления» вполне европейским местным самоуправлением и судом присяжных. И
включив в Судебник 1550 года знаменитый впоследствии пункт 98, юридически
запрещавший царю принимать новые законы единолично. Имея в виду, что тогдашняя
Россия была еще докрепостнической, досамодержавной и доимперской, одним словом,
домосковитской, эти грандиозные реформы имеют, согласитесь, не меньшее право
называться великими, нежели та компромиссная реформа, что лишь наполовину
раскрепостила страну в 1861-м.
И снова потребовалось России лишь два поколения
после Екатерины, чтобы вырастить вполне европейскую декабристскую контрэлиту,
рискнувшую своей вполне благополучной жизнью ради освобождения крестьян и
учреждения конституционной монархии. И говорю я здесь о целых поколениях серьезных
европейских реформаторов России, для истребления которых понадобились
умопомрачительная жестокость опричнины в XVI веке и имитация Московии в XIX. А
ведь и после этого потрясала Россию серия пусть кратковременных, но массовых,
поистине всенародных либеральных движений - и в октябре 1905-го, когда страна
добилась наконец созыва общенационального представительства, и в феврале
1917-го, когда избавилась она от «сакрального» самодержавия, и в августе
1991-го, когда разгромлена была последняя попытка сохранить империю. Все это не
оставляет сомнений, что Европа - не чужая для России «этноцивилизационная
платформа», как утверждают мифотворцы; Европа - внутри России.
С другой стороны, однако, европейские поколения
были все-таки истреблены и либеральные вспышки погашены, этого ведь тоже со
счетов не сбросишь. Нужно ли более очевидное доказательство того, что, наряду
со способностью к европейской модернизации, существует и способность России к
патерналистской реакции и к повторяющимся погружениям в «духовное оцепенение»?
Короче, если что-нибудь и впрямь отличает ее прошлое от истории остальной
Европы, это именно способность
