Второе объяснение двойника предложено в первом томе моей трилогии. Исходит оно из фундаментальной дихотомии политической традиции русского средневековья. Согласно этой гипотезе, опирающейся на иследования Ключевского, в древней Руси существовали два совершенно различных отношения сеньора, князя-воителя -- или государства, если хотите, -- к «земле» (как называлось тогда общество, отсюда Земский собор).Первым было его отношение к своим дворцовым служащим, управлявшим его вотчиной, и кабальным людям, пахавшим княжеский домен. И это было вполне патерналистское отношение хозяина к холопам. Не удивительно, что именно его отстаивал в своих посланиях Курбскому Грозный. «Все рабы и рабы и никого больше, кроме рабов», как описывал их суть Ключевский. Отсюда и берет начало двойник -- холопская традиция России.
Совсем иначе должен был относится князь к своим вольным дружинникам, служившим ему по договору. Эти ведь могли и «отъехать» от сеньора, посмевшего обращаться с ними, как с холопами. Князья с патерналистскими склонностями по отношению в дружинникам элементарно не выживали в жестокой и перманентной междукняжеской войне. Достоинство и независимость дружинников имели таким образом надежное, почище золотого, обепечение – конкурентоспоспособность сеньора. И это вовсе не была вольница. У нее было правовое основание – договор, древнее право «свободного отъезда». Так выглядел исторический фундамент конституционной традиции России. Ибо что, по сути, есть конституция, если не договор между «землей» и государством? И едва примем мы это во внимание, так тотчас и перестанут нас удивлять и полноформатная Конституция Михаила Салтыкова 1610 года, и послепетровские «Кондиции» 1730-го, и конституционные проекты Сперанского и декабристов в 1810-е, и все прочие – вплоть до ельцинской. Они просто НЕ МОГЛИ не появиться в России.
Актуальные политические выводы, следующие из двух схематически очерченных выше объяснений происхождения двойника, противоположны. Первое – это приговор, не подлежащий обжалованию. А второе вполне укладывается в формулу «испорченная Европа». Причем «порча» эта не в самой даже средневековой дихотомии. Память о ней давно бы исчезла, когда б не обратил в холопство всю страну Грозный царь и не закрепил «порчу» в долгоиграющих институтах -- фундаменталистской церкви, крепостничества, «сакрального самодержавия», политического идолопоклонства, общинного рабства, военно- имперской государственности.
