— А это брат Маруси. Он, видите ли, продает книжку, в которой рассказана вся его история. Тут написано, между прочим, что как он ни тоскует по своей сестре, а назад в Россию он не поедет, ибо он не может примириться с Советской властью. Власть эта ограбила его родителей и лишила их родовых поместий. Вот, видите, написано: «Бедная Маруся, она живет в стране, управляемой ворами и мошенниками. Я очень скучаю по ней, но я не поеду к ней, а постараюсь стать большим и тогда с оружием в руках завоюю советскую Россию и спасу сестру из когтей разбойников».
Демьянов покачал головой.
— Ну, нам тут, кажется, делать нечего.
— Да. Совсем скрутили мальчишку.
— Поговорите с ним.
— Нет, уж слуга покорный, я таких фруктов не очень долюбливаю.
— Да, впрочем, конечно.
Мальчик, скрытый толпою, продолжал издавать какие-то печальные возгласы, кстати сказать, звучавшие довольно искусственно.
Демьянов и Карцев пошли домой. Им обоим было не по себе.
— Эти коммерсанты, — сказал Демьянов, — ни перед чем не останавливаются. А случай все-таки удивительный.
IX. ХУДОЖНИК АРМАН ЗАРАБАТЫВАЕТ ДЕНЬГИ
В том доме, куда переехал художник с Митей, жил Шарль Губо, хозяин зеленной лавочки. Дела у него шли очень недурно, и это, несомненно, благотворно отражалось на его наружности. У господина Губо было очень толстое круглое и добродушное лицо. На голове у него сияла лысина. Сам он был маленький и толстый. Когда на лестнице он сталкивался с тощим, лохматым и высоким художником — казалось, что арбуз накатился на подсолнечник.
Шарль Губо всем интересовался. Однажды он заглянул и в комнату художника и принялся критиковать его картины.
— Ну, что вы все какую дрянь рисуете, господин Арман, — говорил он. — Ну, глядите: нарисовал трубу и возле нее кошку. Стоило ее, подлую, рисовать. По ночам мяукает, спать не дает. А это... Мать пресвятая... и не поймешь: не то человек, не то зверь какой-то... Или это фантазия. Тогда так и напишите — фантазия... Конечно, за такие картины вам никто денег платить не станет. Нарисовали бы что-нибудь приличное: ну, министра какого-нибудь с орденом или военного генерала. Нарисовали бы мой портрет, я бы вам за это кредит открыл в лавке... Хоть бы зеленью подкормились... А то вон малый хуже лимона. Сын он вам, что ли?
Художник в таких случаях делал вид, что спит, и из презрения к господину Губо громко храпел.
Митя, несмотря на мучивший его постоянно голод, смеялся в кулак, глядя на эту комическую пару.
