Виктор не встал, не ушел; он собрал всю свою волю в кулак, продолжал общий разговор, но голову его стянуло как будто железным обручем, в висках бил кузнечный молот, ему бы встать и уйти, да нельзя было.
Зайнап ждала мужа, она заварила для него крепкий чай – опыт проводов комиссии уже был.
Виктор разделся, принял душ, постарался успокоить себя, сел за стол. Зайнап налила ему душистого чаю, села напротив:
– Ну, все закончилось хорошо? – спросила она. – Они завтра уезжают?
– Зоя, ты виделась сегодня с Петром?
Она весь день и вечер готовилась к этому вопросу, но все равно растерялась от его прямоты и от вопрошающего взгляда мужа.
– Да, виделась. Он приходил на детскую площадку, когда мы со Стасиком гуляли.
– И все? Больше ничего? Он заходил в наш дом?
– Ну что ты, Виктор! Зачем же я его буду приглашать?! Я удивилась, ты же мне не сказал, что он приехал, немного растерялась. Он спросил, где наш сын, сказал, что Стасик на тебя похож. А потом он ушел, – женщина в этой части своего ответа была честна, говорила искренно и даже с оттенком возмущения, Петр действительно дома у них не был, с площадки он ушел… Вот только о дальнейшем развитии событий она рассказывать не собиралась, а Виктор больше ничего и не спрашивал. Он только понял, что случившаяся по дороге на полигон «болезнь» Петра была задумана заранее, что придумал он ее, чтобы встретиться с Зайнап. «Неужели? Неужели Зайнап и он??» – Виктор запретил себе дальше утопать в подозрениях и ревности, выпил еще рюмку водки и лег спать. Отдельно, на диване:
– Мне очень рано вставать! Ты спи, не провожай меня утром.
Петр проспался, своими ногами дошел до трапа самолета, все уже поднялись на борт, а он вдруг приостановился, постоял несколько секунд, развернулся, отозвал Виктора. «Вот, передай Змейке моей сережку, она ее вчера у меня потеряла, горяченькая моя!» – осклабился нагло в лицо Виктору, развернулся, побежал к самолету.
С летного поля Виктора увезли в госпиталь, в реанимацию, где он пробыл четверо суток. Зайнап туда не пускали, только вещи ей отдали и сережку:
– Еле-еле из руки вытащили, как зажал в кулаке – разжать не могли.
Зайнап сразу все поняла. Она обнаружила отсутствие сережки, когда примчавшись домой, стала яростно смывать с себя гадливость, грех и стыд. Тогда она подумала, что мочалкой сорвала серьгу, и ту унесло потоком воды, ей так было удобно думать, чтобы не допустить мысли: сережка осталась у Петра.
Ей не хотелось жить, она не могла себе простить, что поддалась на шантаж, знала же, что подлость Петра безгранична, что он никогда не держит слова.
