Мать и Зайнап любили свой дом. Их дворик отличался чистотой и яркостью белоснежных выбеленных стен дома и яркими цветами, пусть ветхим, но покрашенным в ярко-зеленый цвет заборчиком. После переезда Сони жилось очень трудно, бедными они были и досыта не ели, но и мать, и девочка делали все, чтобы эту бедность скрыть.
Азиз больше месяца не показывался. «Опять сгинул куда-то», – решила мать и велела Зайнап возвращаться домой.
Татьяна не поскупилась и денег немного дала, и продуктов две тяжелые сумки нагрузила.
– Ты купи себе босоножки, платье; молоденькая ты, красивая, смотри, не оступись, мужа достойного дождись, – и не знала она, сколько всего пережить досталось ее младшей сестренке…
Опять объявился Петр, возле училища стерег Зайнап. Пока она жила у сестры, занята была с раннего утра до позднего вечера: за скотиной ходила, корову и коз доила, потом детей поднимала, завтраком кормила, старших в школу собирала и сама бегом бежала, боясь опоздать на занятия. После их окончания так же бегом мчалась в магазин, помогала сестре управляться с огромным хозяйством, потом они что-то шили – мать всем иголку с ниткой в руки вложила, штопали, вязали на всю ораву. Татьяна от трудов праведных вечером замертво засыпала, а Зайнап еще садилась за учебники. О Петре вспоминала, иногда эти воспоминания вгоняли в краску, иногда вызывали сладкую истому.
Не знала она, чего ей сильнее хочется – чтобы никогда его больше не видеть или, наоборот, чтобы он был рядом с нею. Она радовалась тому, что та безумная новогодняя ночь не оставила последствий, теперь-то она знала, что бывает от близости с мужчиной. «Интересно, – думала она, – а если бы я забеременела, женился бы Петр на мне? Он ведь говорил – женюсь, в Москву поедем…»
А объявился он только через два месяца; был он в таком состоянии, что радости от его появления Зайнап не почувствовала.
– Чего так долго? Я тут заждался, – сказал Петр так, как будто они расстались только сегодня утром или, по крайней мере, вчера вечером.
Зайнап вспыхнула, покраснела, посмотрела ему в глаза, сказала очень спокойно:
– А что, разве я обещала быть раньше? Мы договаривались о встрече?
Очень удивился Петр:
– Что это ты такая смелая стала? Забыла, что ты теперь моя, мне принадлежишь, и приходить к тебе я буду тогда, когда захочу.
– Тебе принадлежат твои сапоги, их, кстати, почистить не мешало бы. А я не вещь, тем более не твоя, и распоряжаться мною не смей. Уходи и не появляйся больше!
