Грех | страница 47
Татьяна встретила мать и сестру с удивлением – что это они заявились?
– С Новым годом, доченька. А мы вот решили поздравить вас, гостинцы детишкам привезли.
– Спасибо! Мансур, иди сюда и детей позови!
Мать удивилась, что дочь не мужа своего, Юсуфа, зовет, а Мансура?
Вошел свекор Татьяны, а за ним, как утята за уткой, выводком детишки.
– А где же Юсуф?
– В сарае. Пить уже не может, а все пьет, неделю уже пьет. Рак у него. А все никак не умрет! – со злостью ответила дочь.
А была она уже кругла, и не от полноты, а видно, уже семь-восемь месяцев беременность у нее была.
– А что ж ты опять рожаешь? От пьющего, от больного?
– Не от пьяницы, а от меня, – за Татьяну ответил свекор. – Мы теперь муж и жена, вот Юсуф умрет, мы отношения оформим.
И, правда, детишки к деду своему обращались «ота», папа.
Мудрая-премудрая мать сидела с полуоткрытым ром, пытаясь переварить, воспринять услышанное. И как теперь здесь Зайнап оставить? Это же не дом, это вертеп какой-то!
– Давайте, садитесь за стол, отметим Новый год, – предложил хозяин, помогая Татьяне выставлять закуски и вино.
– Зайнап, ты же поступила в педучилище, учишься? – спросила сестра.
– Учусь. Уже на втором курсе.
– Тяжело?
– Нет, я справляюсь, учусь хорошо, стипендию получаю.
– А пожила бы ты немного у нас, тяжело мне и с детьми, и по хозяйству управляться. Мансур помогает, но он еще работает, тоже устает. А я вот-вот рожать буду.
Мать и Зайнап переглянулись. С одной стороны, не нужно ничего объяснять, прося о временном пристанище. А с другой – на плечи Зайнап ложился тяжкий груз, мать себе представляла, что Татьяна не станет жалеть сестренку, все хозяйство на нее переложит, да и родив, не поспешит снять. А Зайнап, девочка добрая и безотказная, станет у них работницей и в доме, и в хлеву. Да этот еще новоявленный зять-свекор – сват, что этот еще учудить может?
– А что ж, Юсуф сюда пьяный не зайдет?
– Не зайдет. Мы его на замок закрываем, поесть дадим да бутылку. Чтоб он уж захлебнулся! – ожесточенность Татьяны, конечно, была объяснима: сколько унижений, сколько побоев ей пришлось пережить от мужа!
А отец Юсуфа за нею ухаживал, берег, помогал, вон как тяжелую кастрюлю выхватил, не позволил поднимать. А сына своего презирал. За все. За то, что жену молодую не берег, не защищал, матери злонравной не перечил; за то, что жену унижал и бил, даже когда она на сносях была; что спился; что детям своим ничего купить не мог. И что не хотел и не пытался отстоять свое право на жену… Пустое место было, а не человек.