На следующей неделе, в субботу, забежала Лариска, стала рассказывать о новой школе, что там почти все такие богатые, некоторых и в школу, и обратно на машинах возят; не преминула вскользь сказать, что ее папа получил повышение, теперь и ее часто на машине возят.
– Ой, Зайнап, видела я твоего Петра, пьяный-пьяный, его патруль прямо с площади забрал.
– Какой он мой? – потупилась Зайнап. – Один танец с ним станцевала, чем же он мой?
– Нет, Зайнап, он в тебя влюбился, точно. Мы с мамой в Военторге были, так он меня так тихонечко спросил, что это тебя не видно и где ты живешь? Хорошо, что мама не заметила, было бы мне тогда!
– И никогда не говори! Мне учиться надо, а не с лейтенантами гулять!
Девочка никогда не считала дни между «этим», а мать, еще не набравшаяся сил и позволившая себе расслабиться, уйти в болезнь (ей стало нечего делать, Соня всю работу по дому взяла на себя, вот мать и стала прислушиваться к толчкам в сердце, к боли, время от времени прикладывала руку к груди и вслушивалась в неровный ритм изношенного сердца). Так и проглядели главное – Зайнап была беременна. На удивление, при всей своей хрупкости она совершенно не чувствовала, что в ней зарождается новая жизнь, ей не тошнило, голова не кружилась. Она вместе со всеми бегала и прыгала на физкультуре, с Соней они срезали уродившийся в том году виноград и таскали тяжелые ящики на подворье соседям, которые за полцены скупали, а потом перепродавали золотые гроздья крупного винограда.
Как-то мать заикнулась, что совсем дешево отдаем, на что Соня резонно ответила:
– А что же с ним делать? На зиму вам оставим, я с собою ящичек увезу, а остальное в землю закапывать? Я продавать не пойду, Зайнап тоже, а о тебе, мамочка, и говорить нечего. Пусть хоть половина денег вам достанется, да я немного помогу, зиму проживете. Еще дров и угля подкупим, чтоб печку было чем топить.
Соня прожила в Самарканде больше месяца, по мужу скучала, а ее Тимофей Сергеевич истосковался вконец. Уработавшись на службе почти до полного бессилия, он все-таки садился к столу и писал своей Сонечке очередное письмо: приезжай, милая, совсем мне без тебя одиноко. А потом вызвал жену на переговоры и сообщил, что ему предлагают повышение, но ехать нужно далеко и срочно.
– Куда же, Тимоша?
– Не телефонный разговор. Предлагают два места, нужно срочно принимать решение. Вылетай завтра же.
Сонечка и сама понимала, что зажилась она у мамы, и мать это понимала, но так ей спокойно и размеренно жилось за старшей дочкой! Расставание было горестным, плакали все. Зайнап так и не рассказала сестре о перенесенном насилии, она снова купалась в любви матери и Сони, в их заботе; она сама уже почти забыла о случившемся.
