— Здоров, братишка! — поприветствовал Сашу парень, сбегавший вниз по лестнице.
Паренька Саша видел впервые. На нем тоже была тельняшка, видимо, он из водников и принял Сашу за своего.
Это Сашу несколько ободрило, он увереннее зашагал по лестнице наверх. В коридоре, у двери отдела кадров, людей было немного. В основном старики и подростки.
— Здесь очередь? — кивнул Саша на дверь.
— Какая там очередь, заходи, — буркнул с желтыми от курева усами дед.
Саша осторожно открыл дверь, вошел в комнату, сизую от табачного дыма, остановился у порога, поздоровался. В углу за небольшим письменным столом сидело двое. У краешка стола боком приткнулся щуплый мужчина в мичманке, низко надвинутой на лоб. Он что-то усердно и сосредоточенно писал на листке сероватой бумаги новеньким малинового цвета карандашом. Мужчина так увлекся своим делом, что даже не поднял головы, чтобы взглянуть на вошедшего. Другой, в накинутой на плечи черной шинели, большеголовый, лысый, положив на стол развернутую газету, которую он держал перед собой, скупо кивнул на приветствие и уставился на Сашу так, словно что-то вспоминал. Потом близоруко прищурился и спросил:
— Ну, чего вернулся?
— Я не вернулся, я пришел, — сказал Саша.
— Не морочь голову! — уже неуверенно проговорил большеголовый, все еще близоруко щурясь.
— Я и вправду пришел, — беспокойно улыбнулся Саша, поняв, что его принимают за кого-то другого.
— Нда… — неопределенно проворчал большеголовый, видимо, сообразив, что обознался. Потер голову, спросил устало, сквозь вялый зевок: — Что тебе?
— Я пришел, чтобы устроиться на пароход матросом… или хоть кем-нибудь, хочу плавать.
Мужчина поправил на плечах шинель, лишь на одно мгновенье задержав на Саше взгляд.
— Ваня, — обратился он к писавшему, — вот нашел тебе еще одного. Согласен кем угодно. Бери кочегаром.
Тот поднял голову, внимательно посмотрел на Сашу и, покусывая свой новенький карандаш, спросил:
— Один явился?
Саша замялся. Неужели этот человек с первого взгляда понял, что он несовершеннолетний, и поэтому спрашивает, почему явился без родителей? Саша торопливо начал объяснять:
— Один. Не с кем мне больше! Мама на фронте, отец тоже был, сейчас в госпитале в Уфе, раненый лежит. Бабушка очень ослабла, на рынок сходить не может…
Мужчина в мичманке вдруг расхохотался. Саша уставился на него непонимающе, с обидой. Мужчина был еще совсем молодой. Его веселые голубые глаза и небольшой крючковатый нос придавали ему вид лихой бравости и отваги. Перестав смеяться, он сразу же стал очень серьезным и заговорил громким, как подумал Саша, привыкшим к командам голосом:
