— Ну как, есть еще порох в пороховницах? — весело спрашивает Любин.
— Есть! — отвечает Саша.
— Порядок, — бодрясь, улыбается Василь.
Ручным пожарным насосом они откачали воду из трюма. Работа хотя и однообразная, но поначалу казалась вовсе не трудной. Качай себе да качай. Нажимай на рычаг — поднимай, вниз — вверх, вниз — вверх.
Поскрипывает, всхлипывая, насос, из брезентового шланга льется за борт густая с илом и песком вода.
Любин весь забрызган грязью, даже на носу — серые точки засохшего ила. Лицо усталое, глаза покраснели, видно, спит мало.
Саша знал, что, когда члены экипажа после работы уходят домой, Любин и капитан спешат в пароходство: то добывают запчасти и краски, то заседают по каким-то важным делам.
Любин становится на колени, заглядывает в трюм и говорит:
— Немного уже осталось, а там и насос не возьмет, будем ведрами черпать.
Подходит боцман.
— Как у тебя, Валерий, с ведрами? — спрашивает Любин.
— Дюжину раздобыл, да еще дюжину ребята из дому приволокли, — отвечает Божко.
— Значит, порядок, — довольно кивает Любин. — Давай сменим ребят.
Саша и Василь уступают место за насосом, разводят руки в стороны, разминаясь, затем идут в носовую часть парохода, садятся на шершавую, пятнистую от остатков старой краски скамейку. Ладони у Саши горят, а пальцы словно деревянные, и в кулак их не сожмешь как следует — больно. Спину и плечи поламывает от перегрузки, непривычки. Но сегодня уже легче. А после первого дня работы с насосом и уснуть не мог. Едва смеживал веки, в ушах звучали скрип насоса и тяжелый плеск воды.
А перед глазами то появлялась, то исчезала темная поверхность затона, будто и лежа в постели Саша все поднимал и опускал рычаг насоса, откачивая из кают и трюма воду.
Здесь, с подветренной стороны, на скамейке даже слегка припекло солнцем, и ребята сняли бушлаты и мичманки, устало вытерли рукавами взмокревшие лбы.
И тут же услышали рядом повелительный голос капитана:
— Надеть бушлаты!
Саша и Василь поднялись, стали торопливо одеваться. Потом выжидающе посмотрели на капитана, ожидая следующего приказания.
Но его не последовало. Уже совсем не строго капитан сказал:
— Простудиться захотели? Весной и солнце и ветер обманчивы.
Подошел механик Чубарь.
Фуфайка на нем и руки были черны от масла, брюки в пятнах ржавчины.
— Кольца не годятся, Федор Михайлович, — сказал с досадой Чубарь, поправляя на глазу повязку, — надо бы в какую-нибудь часть к военным махнуть, у них найдутся, ребята выручат.
