Если ты назвался смелым | страница 8



Бедная Тоня! Я бы ни за что не смогла не спать целую ночь!

На платье белел листок бумаги. «Рута! — прочла я на нем.— Если что-нибудь не так, позвони. Я исправлю. Тоня».

Я сложила листок и спрятала его в карман. Скайдрите и тетя Анна охали и ахали, когда я появилась на кухне в новом платье.

— Прелесть какая! И как быстро!

— Тоня — художник-модельер!—довела я до их сведения. Я уже гордилась Тоней, как гордятся кем-то очень близким.

На перемене из учительской позвонила Тоне. Трубку сняла она сама: я сразу узнала ее по голосу.

— Это я, Рута,— сказала я и замолчала. Молчала и Тоня. Я слышала, как она тихонько вздохнула.

— Тоня, спасибо! — излишне громко закричала я.— Все очень хорошо.

— Ну, я рада,— ответила Тоня, но радости в ее голосе не чувствовалось. Скорее, наоборот.

— Тоня… Ты придешь сегодня? — спросила я и тут же поправилась: — Вы придете?..

— Ничего,— Тоня тихонько рассмеялась.— Мне будет приятней, если ты будешь говорить мне «ты»,— она чуточку помедлила и закончила просто: — Я приду, если ты хочешь.

— Конечно, конечно, хочу!

Третий — лишний

 Когда папа поправился, Тоня перестала у нас бывать. И без нее стало скучно, неуютно. — Почему Тоня не приходит? — спросила я в один из длинных, тоскливых вечеров: за окном тоненько завывал в проводах ветер.

Я сидела на диване с книжкой, но мне не читалось. Папа, склонившись над чертежной доской, то наносил на лист ватмана едва заметные линии, то осторожным, коротким движением резинки снимал их.

Мой вопрос застал его врасплох. Папа положил карандаш, резинку и, скрестив руки на груди, долго молча ходил по комнате. Остановился возле меня, собрал, приподнял, будто взвесил, мои косы — он любит так делать, и я знаю, что это от нежности.

— Надо решать… Как-то надо решать…— медленно, задумчиво заговорил он.— Тоня живет в общежитии. У нас одна комната. Как быть?

Он сказал так, будто не он, а я хозяйка комнаты. Той самой комнаты, в которой теперь без Тони стало скучно и неуютно.

— Разве нам будет тесно? — спросила я.

— Не тесно.— Папа подсел ко мне на диван.— Не будет ли тебе от этого плохо?

— А тебе?

— Мне? — Папа рассмеялся.— Мне будет хорошо, если… если будет хорошо вам обеим.

И вот Тоня с нами. Нам всем хорошо. Только… Только я все чаще думаю, не мешаю ли я им.

Первый раз эта мысль пришла мне в голову вечером, когда я вернулась с катка. Подходила к дому, взглянула на наше окно. В нем было темно. Я подумала, что папы и Тони нет дома.

Но они были дома. Сидели на диване, без света, тихонько о чем-то разговаривали.