Пошла к воротам. Села на скамеечку. Там, на досках, шумели, хохотали, взвизгивали девчата. Им хорошо. Они не устали. Они все вместе. У них есть хлеб, помидоры, огурцы. При воспоминании о еде рот мой наполнился слюной, глаза — слезами, а душа — горечью.
«Только не плакать! Только не плакать!» — твержу я, растирая натруженные, грязные руки.
— Ну, что убежала? — спросил полный дружелюбия голос.
Славка. Стоит и улыбается.
Как сделать, чтоб не дрожали губы?
— Если ты назвался смелым…— с беззлобной иронией пропел Славка. Сел рядом. Взял и стал рассматривать мою красную ладонь.— Натерла маленько. Ничего, потрудится хорошенько и будет, как моя! — Он хлопнул своей твердой ладонью по моей, ноющей, потянул меня за руку:—Пошли!
Я отрицательно затрясла головой.
— Поесть не взяла? — понимающе улыбнулся Славка.— Не беда. Пошли!
Есть хотелось нестерпимо, но все-таки я гордо замотала головой.
— Дурочка,— сказал Славка очень ласково.— При нашей работе разве можно не евши?—Взял меня за обе руки, потянул вверх.— Ах, ты сопротивляться? Ишь какая бойкая! Ну, пойдешь ногами или донести?
Глаза-щелочки смеялись возле самых моих глаз. Этот донесет. Запросто. Вон какие у него железные руки!
Шмыгая носом, я пошла.
А у них на досках расстелены газеты. Горкой лежат помидоры, огурцы, яблоки. Бутерброды свалены в кучу. По кругу ходят две кружки с молоком. Настоящая коммуна!
Славка дал мне бутерброд, налитый соком огромный помидор. Расма протянула ему кружку.
— На, попои. Как в детском садике,— смотрела на меня, смеялась. А глаза холодные. В глазах не было улыбки.
Ганнуля толкнула ее локтем в бок.
— А что? — невинно спросила Расма.— Надо же проявить заботу о людях! Славка у нас один за всех.
Славка будто и не слышал ее слов.
— Ешь,— сказал он мне. Передал кружку.— Пей.
Откусила кусочек хлеба, запила молоком. На душе стало легче.
Но вот все съедено. Обеденный перерыв еще не кончился. Все улеглись здесь же, на досках. Легла и я. Смолистый аромат от досок кружил голову. Смотрела в небо. Редкие белоснежные облачка неподвижно висели где-то высоко-высоко.
— После обеда,— сказал Петя Грачев,— половина девчат на фундамент! — Он неправильно сделал ударение, но я не осмелилась его поправить. Да и лень. Пусть будет фундамент, какая разница?
— Кого послать? — спросила Ганнуля. Петя медленно перечислил имена.
— И новенькую,— завершил он.— Пусть с камнями понянькается.
Можно представить, что это такое, раз все смеются! А Петя толкнул меня, спросил:
