Сам Артем был из совершенно обыкновенной семьи, папа-инженер, мама-экономист. Сын, правда, выбрал гуманитарную специальность, зато поступил в МГУ, родители были довольны. И ничего не предвещало беды, пока он на втором курсе не поехал с однокашниками на Домбай. Один раз увидел горы и - пропал, изменился невозвратно.
Эти размышления все-таки склонили его ко сну, и перед тем, как провалиться в небытие окончательно, он прижал к себе Арлетт покрепче. Пингвины в Антарктиде друг к другу прижимаются, а они чем хуже?
Просыпаться в кромешной темноте непривычно. Артем не сразу сообразил, где он. И кто рядом. Поднял руку с часами к глазам, цифры на циферблате слабо светятся в темноте. Благословенный ноль градусов, а время... Нормально они проспали, уже действительно утро, хоть и раннее.
Он как-то сразу почувствовал, что Арлетт не спит.
- Доброе... - хрипло прокашлялся, - доброе утро.
- Доброе, - эхом отзывается его соседка по спальнику.
- Сейчас солнце включим, - Артем перегибается через нее, с намерением дотянуться до газового баллона. В темноте губы касаются чего-то - то ли ее щеки, то ли лба, непонятно. Но кожа удивительно нежная. Что не может не радовать - значит, обморожений нет. - Извини, - буркнул.
Он долго ковыряется в рюкзаке в поисках газовой лампы, чувствуя, как Арлетт под ним замерла. Наконец, прикручивает вместо горелки к баллону лампу. Вот и солнце взошло. Аленка, щурящаяся на свет, взъерошенная, напоминает какую-то смешную птицу. Не орла, а, скорее, нахохлившегося воробья.
Артем возвращается на свое место в спальнике, и, подперев голову рукой, смотрит на Арлетт. На первый взгляд кажется, что с ней все в порядке, несмотря на пережитое накануне.
- Как ты?
Она пожимает плечами. Смотрит в обледеневший "потолок"
- Как нога?
- Пока непонятно.
- Болит?
- Пока нет.
Лаконично.
- Не замерзла?
- Нет, - и, после паузы, повернув к нему лицо. - Ты очень... горячий. Как печка.
Белые стены, поблескивающие в свете лампы. Вдруг становится очевидным, что места-то очень мало. И они совсем рядом. Его колено упирается ей в бедро, а ее плечо касается его груди. Расстояние между ними, и без того незначительное, будто исчезает совсем. По ее лицу пляшут отсветы от лампы, но глаза это не согревает - светлы абсолютно холодным оттенком травы под слоем инея. Хотя внутри, как говорят - на самом дне, что-то разгорается. Что-то, что не имеет никакого отношения к лампе и газовому баллону. В абсолютной тишине снежной пещеры, куда едва пробивается свист ветра снаружи, участившееся дыхание особо слышно. Узкие, резко очерченные губы дрогнули. Не нужно быть психологом, чтобы понять...
