За юртами большарского селения женщины стригли овец. Перед Адах, жалобно посматривая большим влажным глазом, лежала овца. Ноги ее связаны сыромятными ремешками, а бок вздрагивал каждый раз, когда железные ножницы из двух клинков, соединенных сверху кривой гибкой планкой, касались кожи.
Сидящая напротив Адах подруга придерживала одной рукой шею животного, а другой, успокаивая, гладила голову овцы.
Песня женщин звенела, поднимаясь к чистому степному небу:
Мягка шерсть овец из
большарских кочевий,
легка шерсть овец
наших бескрайних степей,
и бела она, как распустившийся
цветок ромашки.
Быстрой рысью к девушкам со стороны степи подъехали двое всадников. Судя по белокурым волосам, это были динлины. Узнав одного из них, Адах покраснела и опустила голову, подруга же с интересом поглядывала на обоих.
— Алакет! — взглянул на своего спутника первый динлин, и тот, вынув из кожаной сумы у седла флейту, поднес ее к губам.
Мелодия песни, которую только что пела Адах, наполнила степной простор.
Первый динлин спешился и, подойдя к девушке, запел негромким немного хрипловатым голосом:
Мягка трава в привольных
степях,
но мягче всего она в тюльбарийских
кочевьях.
Подняв глаза, Адах внимательно слушала Бандыра.
Много стад пасется на зеленых травах
в больших кочевьях племени тюльбари.
Много пушистых ярких ковров,
много красивых вещей в юртах людей Алт-бега.
Но самое большое богатство — это горячие сердца
его воинов.
Я пришел сюда из дальней страны за северными
горами.
Теперь я воин непобедимого Алт-бега.
Но моя душа стремится к тебе, словно
перелетная птица
к родным берегам.
Подари мне свое сердце, о сайга большарского
племени.
Со мной будешь ты счастлива.
И прими от меня в налог этот подарок.
И Бандыр положил перед девушкой золотистую на солнце шкуру большой лисы. Не успели растаять в летнем воздухе звуки флейты Алакета, как над степью полился высокий, звучный, словно струна динлинской арфы, голос Адах:
Если ты, динлин, и вправду смелый воин,
если сердце твое так горячо, как ты сейчас
пел,
если приковано оно ко мне бронзовой цепью,
