Страна жила новой жизнью. Как ни старайся проходить мимо, а нельзя ни спрятаться от нового, ни обойти, даже нехожеными тропами, то, что проникло во все поры жизни.
Колхозы завели своих лошадей; единоличников в селе — один, два и обчелся. Кто теперь пойдет покупать лошадь у цыгана? Разве только такие же полубродяги, занимающиеся извозом в городах. Так умирал извечный, излюбленный цыганский промысел. Сокирка никогда ни торговлей лошадьми, ни меной не занимался. Но для многих семей это было основным источником пропитания.
Пострадала семья Ромки Дударова.
Среди всех барышников и менял Ромка Дударов, несмотря на свою молодость, слыл самым ловким и находчивым. Уж он, бывало, за ночь так вымуштрует лошадь, что самый опытный покупатель не определит ее настоящего возраста. Если лошадь старая — нарежет ей на зубах желобки, сунет морду в брезентовый мешок с кипятком. Зубы ее после этого не отличишь от зубов молодой — тот же оттенок, тот же вид. На зубах ямочки, как у пятилетней, точно и не успела их за свой долгий век «заесть».
За ночь, предшествующую торгу, бедная лошадь так натерпится от Ромки, что стоит ему на базаре только руку поднять, как она взвивается на дыбы, рвётся с ремня, точно не дождется мгновенья, когда ей разрешат пуститься в галоп.
А наивный покупатель думает: «Резвая, видать, лошадь, не устоит на месте. И зубы молодые». Только молчит, чтобы не набить цену, и попрежнему с равнодушным видом ходит вокруг лошади.
Но то, что боится высказать вслух покупатель, выкрикивают во все горло подручные Ромки, плотным кольцом окружающие продавца и покупателя. Они не скупятся на похвалы: известно, что Ромка Дударов, в случае удачи, закатит хорошую выпивку.
— Эх и конь! Такого не найдешь по всем губерниям.
— Хорош лошадь, очень хорош. Смотри! — и в сотый раз раздирают губы лошади, чтобы продемонстрировать ее шикарные зубы.
— Смотри: молодая, совсем молодая, только пять лет.
А Ромка, важно надувшись, будто его совсем не интересует происходящее, поглаживает лошадь и только время от времени, закатив глаза, с восхищением произносит:
— Да разве то лошадь? Герцогиня! Жалко даже продавать.
Покупателя атакуют со всех сторон и, оглушенный неистовыми гортанными выкриками цыган, обманутый резвым видом лошади, покоренный важным, спокойным видом Ромки — такого молодого, неискушенного (разве такой может обмануть!), — он выкладывает за лошадь вдвое, а то и втрое дороже того, что она стоит.
На другой день, отстоявшись в теплой конюшне, позабыв немного страхи после Ромкиной пытки, лошадь возвращается в свое обычное состояние, и перед изумленным мужиком предстает старая, задерганная, видавшая виды кляча. Но где теперь искать этого проклятого цыгана? А если и попадется на глаза Ромка, он, выслушав возмущение мужика, удивленно поднимет брови и, призывая в свидетели своих соплеменников, кричит:
