— Ну что, Коля? — выглянув из кухни, спросила Зинаида Павловна. — Все в порядке.
— Не очень.
— Как? — вырвалось у Антона, округлившего глаза. — Ты ведь сказал… — но тут же спохватился, отец ничего еще не говорил.
Николай Захарович стащил пиджак, держа за воротник, опустил его до самого пола, ослабил галстук, снял очки и, превратившись вдруг в какого-то беззащитного, пояснил:
— Можете меня казнить, но отпуск обещают только через месяц. И то — не точно… Вот так, — добавил он, чтобы прервать наступившую неприятную тишину.
— Ты там все аргументы привел? — спросила Зинаида Павловна.
— Даже приврал, но…
— Ну что ж, раз так, Антон, то еще успеешь в лагерь съездить на первый сезон.
— В лагерь? — Антон круто повернулся к матери и даже чуть присел, как для прыжка. — Нет уж! Хватит с меня лагерей, барабанных палочек и мертвого часа! Я хочу живого часа!
— В кого ты такой нервный? — Зинаида Васильевна до сих пор разговаривала, высунув только голову из-за кухонной двери, а тут вышла, держа на отлете запачканные мукой руки. — Давай рассудим как…
— Я сбегу! — вдруг сказал Антон. Эта фраза выскочила сама, и Антон понял, что она уже давно сидела в нем, но лишь намеком, неясным ощущением. И он тревожно-радостно подтвердил: — Да-да, сбегу!
— За полторы тысячи километров-то? Один? — не опешив и не вскрикнув пораженно, как ожидал Антон, а буднично спросила Зинаида Павловна.
— Один!
— И не страшно?
— А чего страшного?.. Сесть в вагон и через двое суток выйти из него… Да больше страха в том, что я двадцать раз перебегаю улицу, пока добираюсь до школы. Страх!
— Так, так, а дальше что? — спросила мать таким тоном, как будто все уже решено и осталось только утрясти кое-какие мелочи побега.
За этим спокойствием матери Антон почувствовал такой непробиваемый забор для своих в общем-то несильных слов, что в отчаянии выкрикнул:
— Да что вы меня держите?.. Тринадцать лет одно и то же: телевизор, пианино, книги, мороженое!.. Где-то люди метровых тайменей ловят, воду в бочках возят, медвежьи берлоги находят, а тут… — подступили слезы, и Антон замолчал и махнул рукой, поняв, что сдался и что теперь остается лишь надеяться на родительскую милость.
— Ну полно, Антоша, — мягко сказала Зинаида Павловна. — Сегодня такой день: табель, пятерки, я вон хочу пирог состряпать, а мы… — И тут же прибавила: — Думаешь, сбегают без рассуждений, очертя голову?.. Раз — и сбежал? Нет, сынок, сбегают умно, чтобы добежать… Вот через месяц и бегите с отцом… Коля, скажи сыну мужское слово!
