— Хм! Где, где? Тамтам! Вот это кличка.
Не то на ступеньках, не то на бревнах Леонид негромко заиграл на баяне, на одних басах. Антон улыбнулся, узнав «Хор охотников» из «Волшебного стрелка» Вебера, и тут же Леонид пропел: «Идем всей гурьбою поднять кабана».
— А знаешь, — проговорил Салабон, резко перевернувшись на живот, — той ночью, когда все это разворовали, я видел вора… Спал я на чердаке. Спал, спал и вдруг — свет по глазам как резанул. Я так и сел. Смотрю: кто-то мелькнул в дверце, и задребезжала лестница. Я не то что испугался, а как-то так, кожу свело. Слез — никого. Ну, думаю, бредил, и бухнулся под батарею досыпать… А утром эти чурбаки схватили меня за хрип. Шиш, я им чего сказал. Пусть думают, что хотят. Пропади они пропадом. Плевал я…
— Зря. Разве приятно, когда о тебе плохо думают?
— Это смотря кто думает. Если те, так я чихал на них. А вот Леонид Николаевич… Он меня ненавидит, а знаю, даже морду не прочь бы набить, — Гошка вздохнул и опять повернулся на спину. — Пусть бьет. Передай ему, пусть бьет. Что я могу сделать, раз не верит. Да и ты не веришь.
— Я верю. — Антону было так легко и приятно от этого состоявшегося, наконец, разговора, как будто он после мороза погрузился в теплую ванну. — Честное слово, верю.
— Могу какую хочешь клятву дать! Самую смертельную!.. Только нет таких, все какая-то кислятина: ей-богу, чтоб мне туда да растуда… Не знаешь, как по-испански «честное слово»?
— Нет.
— Узнай. Оба выучим. Все-таки звучней… А ничего у Леонида Николаевича бабенка: и фигурка, и по-испански чешет, и вообще…
Антона вдруг прямо подкинуло. Он сел, вытаращил глаза и прохрипел:
— Ты что, спятил — так орешь?.. Они вон на бревнах, услышат.
— Не услышат.
— Не услышат! Салабонище горластый!.. Какая же она бабенка? Она… Давай не будем об этом, я не люблю. — Антон смешался, чувствуя, как щеки его начинают гореть и как огонь этот перекидывается на шею и грудь. «Что это? Что это?» — мелькало в голове, а руки, подрагивая, сами совались зачем-то в изголовье и ворошили стружки.
— Тебе тесно? — спросил Салабон и чуть подвинулся.
— Нет, нет, лежи… Что-то жарковато. — Антон откинул одеяло и улегся, отвернувшись от Гошки.
— Когда я вижу вот такую… ну, женщину, я всегда думаю: «Хоть бы мне такая же досталась!» А то какая-нибудь дура попадется!..
— Давай, Гош, спать.
— Давай. А вообще, я не бабник.
Антон прямо насильно зажмурил глаза, но едва ослабил, они мигом распахнулись и уставились в небо.
