— Почти. Эр не надо на английский манер, ближе к русскому, раскатисто — эр-р!.. Это по-испански. «Живите и помогайте жить!»
— По-испански?.. С чего бы вдруг?
— Как это вдруг? Ты забыл, что Тома — на третьем курсе иняза, на испанском отделении?
— А ты писал?.. Ты просто писал, что она студентка. А она, значит, испанка?! Здорово!
— Вот так, братунчик. Между прочим, весьма красивый язык. — И Леонид, помахивая здоровой рукой, пропел:
La sangre que en Cuba se derramo
Nosotros no debemos la olvidar.
[1]— Кубинский гимн, знаю, — с важностью сказал Антон, — У нас школьный хор его пел, по-русски, правда. А я подбрякивал. Ничего звучит. — Антон поднял голову и перечитал плакатик. — А почему два восклицательных знака, и передний — вверх ногами?
— Так уж у них заведено. И с вопросительными так же.
— Забавно… А ты что, тоже учишь?
— Мимоходом. Само запоминается. Тома ведь день и ночь бубнит, чтоб не отстать от своих. Кстати, если хочешь ей понравиться, вызубри несколько фраз и вверни их к месту. И все — любовь обеспечена.
Леонид рассмеялся, но тут же оборвал смех:
— Как я рад, что ты приехал!.. А знаешь, ты изменился. В тебе появилось что-то такое, некая игра ума.
— А думаешь, ты не изменился?.. Кстати, где твой пышный чуб?
— Отчекрыжил! Лез в глаза, мешал работать. У нас тут все побоку, что мешает работать, все излишества! Ух, как я рад!
Леонид мастерски набил топку дровами, они занялись от одной спички и загорели с яростью и гулом, раскаляя чугунную плиту с ее многочисленными кружками, похожими на миниатюрные солнечные миры с означенными орбитами планет.
— А бог все-таки есть, — вдруг заметил Леонид. — Это он подослал тебя именно сегодня, когда я с рельсов сошел. Завтра же сядешь за руль мотоцикла. Даю два-три дня на освоение. Будешь возить меня, инвалида, на работу.
Антон живо повернулся.
— Правда?
— Святая.
— Ура-а! — Он кинулся к брату, обхватил его со спины за плечи и стал трясти. — А я все боялся: не даст, не даст мотика.
— Считай, пофартило! Значит, решено?
— Конечно! Еще бы! — кивнул Антон, думая, что вот она начинается, та новая жизнь, та пятая четверть, о которой он мечтал дома.
— Только не хныкать. Учти, это тебе не на пианино играть.
— Да я уже все знаю: завел, отжал сцепление…
— Умывайся давай. Рукомойник за печкой.
Антон скинул пиджак, засучил рукава рубахи и пошел за печку. Тазом у рукомойника служил большой, с полметра в диаметре, стеклянный рефлектор, а полочка для мыла и зубных щеток была сделана из проволоки, выгнутой в виде солнца с лучами.
